Твой первый - единственный
Шрифт:
Он стоял ко мне спиной, и я до дрожи в коленях боялась возможной холодности, что теперь повисла на кухне. Казалось, сама зима вошла в квартиру и устроила здесь снежное царство. Однако я терпеливо ждала реакции Шестакова и продолжала рассказывать историю своей жизни. Мы должны быть честны друг с другом, только это и придавало сил не замолкать, поверить, что я поступаю правильно.
Когда рассказ мой подошел к концу, я замерла, затаив дыхание.
– Это… все? – спросил Витя, поворачиваясь ко мне лицом. В ответ я кивнула и принялась ждать вердикта. Наверное, так не ждут обвиняемые в зале
Говорить правду всегда страшно. Она ведь не похожа на сладкую вату на палочке, которая вызывает улыбку и дикий восторг. Порой, правда ранит, а порой и заставляет совершать безрассудные поступки. Но мне искренне хотелось, чтобы сегодня правда стала первым шагом по новой дороге, шагом к дому под названием «счастье».
– Я, если честно, – вздохнул Витя и вновь сел на стул, склонив голову, – немного в шоке. Сначала твой отец, теперь этот… друг из трущоб.
– Витя, пойми, он помог мне вырваться из клетки. Если бы не он, я бы… наверное…
– Я понимаю, он молодец, и все дела, – говорил Шестаков. Голос его звучал немного растерянно. – Но знаешь, меня убивает другое.
– Что? – прошептала, облокачиваясь поясницей о кухонную столешницу.
– Какому-то незнакомому человеку ты раскрыла душу, а мне… – он замолчал, затем провел ладонью по лицу. – Мне ты ничего не говорила. Почему он, а не… я?
– Я ведь тебе уже говорила, мне не хотелось омрачать нашу сказку моим отцом и его выходками. Да и как? Мне было элементарно стыдно, Витя, – со слезами в голосе проронила я. Пришлось несколько раз моргнуть, чтобы сдержаться и не расплакаться. Воспоминания о монстре, который жил в соседней комнате, всегда вызывали во мне животный страх, тело делалось будто каменным. Душа изливалась, словно ее проткнули множество раз, и продолжали повторять хаотичные действия, вызывая дикую боль. Я ненавидела своего отца. И в какой-то степени была даже рада, когда узнала, что Витя его побил. Это ужасно – радоваться подобному, но я ничего не могла с собой поделать.
– Допустим, оставим прошлое в прошлом.
– Мне бы очень этого хотелось, – я не сводила глаз с Шестакова, сидящего на стуле. Он тоже теперь смотрел прямо на меня, ни на секунду не отводя взгляда. Между нами словно образовалась невидимая струна, что могла в любой момент оборваться.
– Рита, я хочу… я хочу, чтобы ты уехала со мной. Сегодня.
– Ч… что?
– Я понимаю, мы с тобой еще не… ну не в той стадии, когда можем что-то друг от друга требовать. Но я не смогу, зная, что ты… что ты живешь под одной крышей с парнем. Понимаешь?
В ответ я покачала головой. Пожалуй, я, действительно, не до конца понимала, к чему он ведет. А может, понимала, но отказывалась принять. Не знаю. Мир будущего был таким туманным в ту минуту, у меня будто заплетались ноги.
– Переезжай ко мне, – всего одной фразой Шестаков выбил воздух из моих легких. Я ощутила слабость в коленях и, если бы не кухонная столешница, на которую
– Ч.. что? – глухо произнесла.
– Он парень, и я парень, так в чем разница? – Витя поднялся со стула и подошел ко мне. Он коснулся моих рук, и я вновь почувствовала давно забытую нежность, тепло, от которого в животе пробуждались бабочки.
– Тебя не было… три года в моей жизни.
– Да, и мне искренне жаль, что так получилось. Но сейчас я здесь, Рита.
– Ты… – я смотрела в глаза Вити, в бирюзу, напоминающую море, и не могла понять, как должна поступить в этой ситуации. С одной стороны, рядом снова появился человек, которого я всю жизнь любила и о котором горевала. Вот он, стоит напротив, держит мои руки и предлагает вместе жить. Прямо сегодня, а возможно, и прямо сейчас. С другой – сегодня может закончиться, а что будет завтра? А вдруг ничего не получится? Вдруг мы заблудимся по дороге к нашему счастью? Вдруг оно не настанет?
– Рита, послушай, – наседал Шестаков. – Ты же знаешь, я не обижу тебя и никогда не попрошу большего, чем то, на что ты будешь готова сама.
– Я не могу так, – выпалила, боясь посмотреть ему в глаза.
– Что?
– Я не могу, мы… мы даже на свидание в этом году не ходили. А ты просишь… жить с тобой.
– Ну я же прошу не поэтому. То есть с ним ты можешь жить под одной крышей, а со мной нет, так выходит? – в голосе Вити звучала обида и раздражение. Он напоминал треск, что звучит, когда разбивается посуда. Надломленный. Больше не еденное целое. Сплошные осколки, о которые в любой момент можно поранить кожу.
Я прекрасно понимала его, наверное, об этом попросил бы любой парень. Но кто-то ведь в этой ситуации должен понять и меня? Неужели Витя думает, что за минуту я смогу перечеркнуть свою прошлую жизнь и прыгнуть в омут с головой в новую? Разве это вообще возможно? Разве за секунду поворачивают корабль на триста шестьдесят градусов?!
– Послушай, Дима здесь ночует редко. Он пропадет неделями, а то и месяцами. Я… я знаю, как это выглядит со стороны, но мне сложно сейчас дать тебе ответ. Мне нужно время. Хотя бы немного.
– Вот как? – Шестаков отпустил мои руки и сделал шаг назад. Однако мне показалось, он не просто отступил в физическом смысле, он будто принял решение отойти от меня навсегда.
И мне вдруг стало так обидно, до слез обидно. Значит, настолько я дорога ему? Настолько нужна, что при любой неудобной ситуации, которая пойдет не по его сценарию, Витя просто отступит? Отойдет в сторонку и бросит меня?
– В твоей жизни были девушки, уверена, не одна, – произнесла я бесцветным голосом.
– К чему ты клонишь?
– А в моей никого не было после тебя. Подумай об этом, когда в следующий раз захочешь мне позвонить. А сейчас… – я сглотнула, ощущая, как трясутся губы. Только не заплакать, только не заплакать. – Тебе лучше уйти. У меня немного болит голова, я хочу отдохнуть.
– Да, наверное, – безо всяких возражений Витя кивнул. Затем развернулся и направился в коридор. Я слышала, как он обувался и как застегивал молнию на куртке. Каждое его движение заставляло меня вздрагивать, в груди словно пульсировал датчик, готовый разорвать легкие от обиды.