Твой последний шазам
Шрифт:
— Думаешь, самый крутой?
Ему ничего не стоило отправить меня в нокаут, но сдержаться я никак не мог. Просто накопилось и внезапно выплеснулось в один момент.
Надо быть полным кретином, чтобы полезть на Трифонова, но у меня похоже истерика случилась. Я толкал его и не мог остановиться, а потом просто развернулся и ушёл с площадки.
Прошёл быстрым шагом мимо дома Бориса, вышел за ворота и двинулся в сторону церкви.
Я понимал, что повёл себя, как придурок, но на душе стало немного легче. Хотя всё ещё продолжало свербеть, и, повстречайся
Но на дороге никого не было. Я без приключений дошёл до церкви, помахал издалека Фёдору и набрал Лёхе.
— Ну чё, как? — голос у Лёхи был разомлевший, полусонный.
— Ты вообще приезжать сюда собираешься?
— Да фиг его знает. Тут что-то мутно всё. Проблемка одна есть. Ща решится и тогда посмотрим.
— Давай приезжай.
— А чего такое? — Лёха насторожился.
— Хочу свалить.
— Куда это?
— Надо.
— Ну, блин, — расстроился Лёха. — Сейчас не вовремя. Тут у меня всё на мази. А что вас там напрягают сильно?
— Типа того.
— Хочешь, я позвоню папе, и он поговорит с Павлом Ильичом?
— Не. Он тут не при чём.
— А…а…а, — догадался Лёха. — Между собой срётесь? Чё, Трифонов, да? Достаёт? Работать заставляет?
И, не дождавшись ответа, тут же стал ржать.
— Ты вообще нормально устроился? — возмутился я.
— Я шикарно устроился. Приезжай к нам.
— Ты, дебил, Криворотов? Говорю же, здесь четвёртый чел нужен.
— Вас вроде пятеро там.
— Артём уедет сегодня-завтра. У него типа подруга скучает.
— А у тебя-то что, подгорает?
— Да, заколебало всё.
Лёха тяжело вздохнул и немного помолчав, сказал:
— Я ничего не понял, но если прям сильно надо, то приеду. А Соломин что? Остаётся?
И тут до меня внезапно дошло, что Дятла-то я оставить одного не могу, бабушка с меня кожу живьём сдерёт и мозг ложкой выест.
— Ладно, не нужно. Не нужно приезжать. Я передумал.
— Да, забей, — утешающе проговорил Лёха. — Побычится, перестанет. Тифа не знаешь? У него дома напряги. Мать, стерва, из дома с Яровским папашей свинтила. Сказала, что не хочет его стеснять и нервировать. Прикинь?
— А Яров что?
— Который? Старший? Ничего. Ушёл от своих и всё. Но я думаю, его Ярик выпер. Он теперь квартиру где-то в центре снимает, ну, мать Тифона к нему и переехала. Так что Тиф теперь один кукует. Зойку всё к себе зазывал, а она типа маме должна помогать, — Лёха понизил голос. — Тиф боится, что она его кинет, а чем больше боится, тем сильнее запаривается. Короче, не обижайся. У всех бывают трудные времена.
Обратно я шёл в странном опустошении. С чувством раскаяния и стыда. Мой истерический псих вряд ли можно было разумно оправдать. В конечном счёте, проблема заключалась во мне, и то, что я набросился на Трифонова, напоминало приступ детской агрессии, когда дети кидаются на пол и даже бьют родителей за то, что они не купили понравившуюся игрушку. Сколько раз мы с мамой наблюдали
А оказалось, что очень даже такой.
Но хуже всего было то, что я перенёс эту бессильную обиду на Сашу. Специально ведь хотел оскорбить её, хотя мы даже не знакомы толком, и я не обязан был ей нравится.
Самый отвратительный и тупой в моей жизни поступок, а всякой дури в ней было не мало.
Я шатался по округе до вечера. Вышел к каким-то огородам, через них попал на дорогу, от неё доковылял до железнодорожной станции.
Люди мне почти не встречались, и брёл я, как одинокий странник. Потерянный, разбитый, умирающий от жажды. И очнулся только, когда телефон начал тревожно попискивать, оповещая, что аккумулятор скоро разрядится. К тому времени злость и стыд немного улеглись, и единственное, о чём я мог думать, это о воде.
Вернулся в лагерь, дошёл до домиков, но там никого не было.
Я решил, что парни ушли на озеро и сразу полез в яму, где мы держали бутылки с водой, чтобы они не нагревались. Вытащил одну новенькую, свернул крышку и, сидя на корточках, обливаясь, стал судорожно пить. Там-то меня и застукал Макс.
— Ну, как? Отпустило?
— Вроде. Не знаю, чего вдруг психанул.
— У меня раньше тоже так было. Накрывает, и уже не видишь ничего. Просто идти, бежать, куда угодно, лишь бы избавиться от этого. И пока не отпустит, не можешь вернуться.
Участливое понимание Макса приятно тронуло.
— Хотелось сделать что-нибудь дурацкое, — признался я.
— Они поехали тебя искать. Не мылись даже.
— Да ладно? — я был неслабо удивлен. — Чего меня искать? Погулял и пришёл. Так все делают.
— Брат твой дёргаться начал «куда?», «чего?», ну, Тёма и подхватился. Он привык меня искать, — Макс усмехнулся. — Тифон решил, что виноват в чём-то.
— Блин, — я схватился за голову. — Фигня вышла. Думал, они меня сейчас ногами бить будут.
— Может и будут. Когда приедут злые и не найдут, — Макс похлопал меня по плечу. — Надо пожрать что-нибудь сделать. Поедят, успокоятся. Доставай, чего там осталось.
Я заглянул в яму с ведром.
— Курица только.
— Одна? На всех? — Макс скривился. — Нужно что-то ещё, потому что картошки тоже нет.
Мы немного постояли, молча уставившись друг на друга.
— Кукуруза, — должен же был я как-то реабилитироваться перед ребятами.
— Думаешь, созрела?
— Вот и узнаем.
От калитки до поля идти было не дольше трёх минут, мы взяли по тонкому пакету с ручками и по ножику, как будто за грибами собрались. Ни я, ни Макс никогда не собирали кукурузу, поэтому решили ориентироваться на месте.
Кукурузное поле приветливо колосилось густой светло-зелёной листвой. Мы перебрались через огораживающую его сетку и решили пройти немного вглубь, чтобы с дороги видно не было.
Макс отодрал початок, очистил и впился в него зубами.
— Нормально. Есть можно, — вытер локтем потёкший сок.