Твоя навеки
Шрифт:
— Мы забирались на него, чтобы загадывать желания. Мы считали, что дерево омбу наделено волшебной силой, но все это в прошлом. Тогда мы были детьми. Ничего особенного, — объяснила Мария скороговоркой, старясь разрядить атмосферу.
Эдуардо сжал под столом ее колено в знак поддержки.
— Как это ничего особенного? Это самое что ни на есть волшебное дерево, — проворчал Мигель. — Это часть нашей юности. Мы детьми играли возле него, а взрослыми бегали туда на свидания. Не хочу быть нескромным, но именно под деревом омбу я впервые поцеловал вашу маму.
— Неужели? — воскликнула Мария.
Она
— Я говорю вполне серьезно. Для нас с Чикитой это самое дорогое место.
— Санти, ты отведешь меня к нему? Меня просто разбирает любопытство, — сказала Клаудия.
— Да, когда-нибудь мы сходим туда, — пробормотал Санти хриплым голосом.
Его лицо побелело в огнях свечей, отчего черты лица стали казаться какими-то искаженными.
— Любовь моя, с тобой все в порядке? — забеспокоилась Клаудия. — Ты побледнел.
— У меня немного кружится голова. Это все от жары. Я целый день провел на солнце.
Он затушил сигарету и встал из-за стола.
— Я пройдусь. Нет-нет, ты оставайся и ужинай, — обратился он к жене. — Я только прогуляюсь и тут же вернусь.
Клаудия выглядела обиженной, но снова села за стол и аккуратно разложила салфетку на коленях.
— Как скажешь, Санти, — недовольно ответила она, наблюдая, как ее муж исчезает в темноте.
До нее как будто донесся смех Софии — он звучал из черной пустоты, которая вдруг окружила всех сидящих за столом.
Санти направился к дереву омбу. В небе сияли звезды, освещая ему путь. Но он мог найти дорогу с закрытыми глазами. Подойдя к дереву, он подтянулся, вскарабкался на ветку и прислонился к мощному стволу. Ему вдруг показалось, что ворот рубашки стал слишком тесен, хотя тот и был расстегнут. Санти задыхался, словно непривычная одежда душила его. Он хотел сделать глубокий вдох, но ему это не удалось. У него болела голова, его тошнило. Оглянувшись вокруг, он вспомнил, как часто они сидели здесь с Софией, глядя на звезды и далекие планеты. Интересно, когда она теперь поднимает глаза к небу, думает ли она о нем, видит ли те же звезды, стучит ли ее сердце чаще при воспоминании о прошлом?
Внезапно Санти начал рыдать. Он не мог взять себя в руки — он не плакал так безутешно с тех пор, как расстался с мыслью о том, что София будет принадлежать ему. Санти думал, что нашел счастье в объятиях другой женщины. Клаудия могла вызвать на его лице улыбку, она даже способна была заставить его рассмеяться. Она была нежной, доброй, заботливой и мягкой. Ему нравилось, как она отзывается на его ласки. Она не требовала от него подвигов, не усложняла жизнь, стараясь угодить ему. Только изредка у нее случались вспышки гнева. Она была очень сдержанной, но это не значило, что Клаудия была бесчувственной. Она умела контролировать свои чувства. Держала себя с достоинством леди. Никто не мог бы сказать, что она простушка. Клаудия умела ухаживать за собой. Так отчего же его тянуло к эгоистичной, взрывной и страстной Софии? Почему даже спустя десять лет он ощущал ее власть над собой? Почему одно воспоминание о ней могло заставить его разрыдаться, как ребенка?
— Черт побери, Софи! — закричал он, нарушив тишину ночи. — Будь ты проклята!
Клаудия хотела, чтобы для их семьи наступило новое время. Она мечтала о ребенке. Но он не был
Когда Санти вернулся в дом, Клаудия ждала его. Она сидела на кровати в ночной сорочке. На ее лице были написаны и обида, и волнение. Она умылась, и без макияжа казалась бесцветной.
— Куда ты ходил? — спросила она.
— Гулять.
— Ты расстроен.
— Со мной уже все в порядке. Мне надо было прогуляться, — сказал он, вытягивая рубашку из-за пояса брюк и расстегивая ее.
Клаудия внимательно наблюдала за ним.
— Ты ходил к дереву омбу, разве нет?
— Почему ты так думаешь? — бросил он, отворачиваясь.
— Потому что туда ты отправлялся каждый раз, когда встречался с Софией.
— Клаудия... — раздраженно проговорил он.
— Я видела фотографии. Мне их показала Мария. Вы все время ездили к этому дереву. Я тебя ни в чем не виню, любовь моя, я лишь хочу помочь, — произнесла она, потянувшись к нему.
Он ничего не ответил, продолжая медленно раздеваться и бросая вещи на пол.
— Мне не нужна помощь, и я не желаю говорить о Софии, — ровным голосом сказал он.
— Но почему? Почему никто и никогда не говорит о ней? — повысила она голос, и он вдруг не смог узнать его.
Санти взглянул на лицо жены, напряженное и жесткое.
— Ты предпочла бы выслушивать каждый раз, как София любила это и не делала того?
— Разве ты не понимаешь, что, не разговаривая о ней, ты позволяешь ей присутствовать в твоей жизни, подобно призраку. Каждый раз, когда я хочу тебя, я ощущаю, как она стоит между нами, — дрожащим голосом вымолвила Клаудия.
— Но что ты хочешь? Я уже все тебе рассказал.
— Я не желаю, чтобы ты прятал от меня свои чувства.
— Я ничего не прячу. Я хочу забыть ее, Клаудия. Я хочу строить свою жизнь с тобой.
— Ты все еще любишь ее? — внезапно прервала она его.
— Откуда у тебя такие мысли? — растерянно спросил он, присаживаясь на кровать рядом с ней.
— Я была очень терпелива, — медленно проговорила она. — Я никогда не настаивала на том, чтобы ты открылся мне.
— Так почему ты вдруг почувствовала себя такой неуверенной? — мягко произнес он.
— Потому что я ощущаю ее присутствие везде. В том, как все замолкают, если тема касается Софии. Все боятся даже слово сказать о ней. Почему она заставила людей так относиться к ней? Даже Анна не желает говорить о дочери. Как будто София умерла. Но если и дальше не упоминать ее имени, то получится, что ты намеренно культивируешь память о ней. Чем дальше, тем большей угрозой она становится для меня. Я не хочу терять тебя. Санти, я чувствую, как она забирает тебя.