Ты будешь моей
Шрифт:
— Послушай, я…
— Назло, да? Еще бы вуаль траурную нацепила, мать твою, — ругается сквозь зубы. — Нельзя было единственный раз засунуть свой характер в задницу, Агата?
— Да я просто платье забыла, болван! — перебиваю его, сглатывая обиду. — Я пыталась тебе сказать об этом утром, но ты даже шанса мне не дал объясниться. Не было у меня больше ничего подходящего с собой, не-бы-ло. Думаешь, я сама хочу так выглядеть в день своей…свадьбы.
Ну и пусть, что фальшивой.
Ян молчит.
Отворачиваюсь к окну, прислоняюсь к нему лбом и закрываю глаза. Спать хочется очень. После такой-то ночи особенно.
— Просыпаемся, — шепот немного щекочет шею.
Я дергаю плечом, вжимаюсь в дверь. Мне тут хорошо, даже не заметила, как все-таки провалилась в спячку.
— Давай, малышка. До вечера буду тебя мучить, ночью, так и быть, приставать не стану, — Ян аккуратно убирает упавшие на лицо волосы и прижимается губами к виску, потом скользит ниже.
— А можно и сейчас тоже не приставать? — вымученно спрашиваю, глаза категорически отказываются открываться.
— Нельзя, детка. Руки чешутся вообще-то, но мы всего лишь приехали тебе за платьем.
Девочка, любящая красивые платья, во мне тоже не просыпается, так что я продолжаю отбиваться от назойливых попыток Яна привести меня в адекватное, насколько это вообще сейчас возможно, состояние.
В конечном итоге он просто выгружает меня на руках из машины и куда-то несет. Я даже не сопротивляюсь, уютно устроив голову у него на груди и иногда кусая в шею, когда он плохо рассчитывает пространство и мои ноги что-то задевают.
— Девушки, где у вас самая большая примерочная? — спрашивает, оказавшись в магазине.
— Зачем самая большая? — попискиваю из-за подпрыгиваний в воздухе, пока Ян перехватывает меня удобнее.
— Потому что для двоих. Ты там уснешь назад где-нибудь на пуфике, а я не удержусь и изменю тебе с более сговорчивой девицей. И все, браку конец.
— Держи свой…себя в штанах.
— Ты хотела сказать «член»?
— Я хотела отрубить тебе его.
— Сонная мелкая варварша, — он опять подкидывает меня, выбивая новый взвизг.
Вылезти из своего сонного царства мне все же приходится, потому что Ян приносит в примерочную страшное ультракороткое мини кислотного цвета.
Подозреваю, он специально выбрал именно такое платье, чтобы я быстрее пришла в себя, отказавшись даже пробовать примерить этот вырви-глаз-ужас.
— Ну я же голая… — бурчу, прикрывшись кое-как шторкой, когда он снова заглядывает ко мне.
— Ночью ты тоже была голая, и тебя это ни капли не смущало. Что изменилось, моя дикая кошечка? — у него приподнимается уголок рта в ухмылке, когда Ян пытается вырвать у меня из рук плотную ткань, лишив укрытия.
Я ожидаемо не даюсь и
— У жены не должно быть секретов от мужа, — недолго думая, делает размашистый шаг вперед, оказываясь в примерочной.
— Это неприлично. Тебя наверняка заметили, что скажут…
Меня лишают возможности договорить. Ян настырно вторгается в мой рот языком, ломая сопротивление выставленных вперед ладоней.
Его руки мгновенно оказываются где-то на заднице, у меня кружится голова от этого безумно чувственно вихря, в который он меня затаскивает.
Взгляд Яна темнеет. Я вижу это, когда он отрывается от губ, позволив мне сделать вдох, и склоняет голову, рассматривая переплетения кружева и тоненьких веревочек.
Да, я забыла платья. Но белье-то нет.
И где-то в глубине души мне хотелось хотя бы под черным почти монашеским одеянием быть красивой.
— Не смотри так, — густо краснею.
— Как?
Ян тяжело сглатывает. Кадык на шее дергается.
— Как будто хочешь съесть…
— Загрызть, — поправляет меня. — Наброситься и пометить каждый кусочек твоего охуенного тела.
Ловлю губами воздух, когда Ян с силой прижимает меня к своей каменной груди. Каждая его мышца затвердела.
Буквально,каждая.
Мы целуемся. Набрасываемся друг на друга. Трогаем.
Мои пальцы в его волосах, его руки уже вовсю гуляют под моим бельем.
Низ живота сладко ноет.
Я, кажется, хочу его еще сильнее, чем было этой ночью. Потому что он теперь мой. Пусть так наивно и по-детски, но у Яна на пальце кольцо.
Массивное. Броское. Из толстого сплава.
А у меня такое же. Только изящнее.
Ян прижимает меня к себе так сильно, что начинают ныть ребра. Я хнычу ему в губы, разрывая поцелуй на пару секунд, и скребу ногтями по его груди, прямо по идеальной белой рубашке, расстегнутой на пару пуговиц сверху.
— Что, малыш? — дразняще прикусывает нижнюю губу, спускается языком к шее, когда я мурлычу, открывая ее Яну.
— Ты меня сломаешь, — делаю вид, что жалуюсь, хотя сама никак не могу отлипнуть от него.
Спину обдает холодом от зеркала, к которому меня оттесняет муж.
Муж…
Такое странное слово по отношению к Яну.
— Хочу тебя, детка. Аж яйца сводит, как сильно.
Смеюсь, утыкаясь лбом в его плечо. Вот такая у Кострова романтика. Своеобразная, но зато от всей души.
— Нас отсюда выгонят, — царапаю зубами его скулу со свежей щетиной. Вздрагиваю, когда Ян берется за ремень на классических брюках.
— Сюда иди.
Ян подхватывает меня под задницу и прижимает все к тому же зеркалу, только теперь наши губы находятся примерно на одном уровне.