Ты думал, я не узнаю?..
Шрифт:
За чемоданом придется возвращаться в прихожую, но в дверях я натыкаюсь на Матвея. Видок у него не первой свежести. О бессонной ночи свидетельствуют темные круги под глазами и утомленный, полусонный взгляд.
— Поговорим? — с проблеском надежды в голосе предлагает муж.
— О чем?
Отпустив громкий вздох, Матвей подпирает плечом дверной косяк и скрещивает на груди руки.
— О том, что ждет нас в будущем.
Я выразительно поднимаю бровь.
— Нас? Нет больше никаких нас, — растираю пальцами складочки над переносицей.
— Не верю, — отрезает Матвей. — Варь, не руби
Вяло мотаю чуть опущенной головой.
— Разве я горячусь? — намеренно пропускаю его дальнейшую исповедь.
— Нет, — тихо молвит муж. — Хотя я был бы этому рад. Все лучше, чем твоя отстраненность.
— Метелин, ты с меня еще эмоций требуешь? — с натянутой ухмылкой бросаю на него холодный взгляд.
— Хватит по фамилии ко мне обращаться, будто мы чужие, — напяливает на себя болезненную гримасу, словно я его по лицу ножом полоснула.
— Как хочу, так и буду обращаться.
Матвей расплетает руки, оставляя их висеть вдоль туловища, и клацает зубами.
— Я не дам тебе уйти.
Какой бред.
— За меня собираешься поработать?
— Возьми отгул. Я тоже. Нам нужно побыть наедине друг с другом, не отдаляться.
— Что-нибудь еще угодно вашей светлости? — ехидничаю я. — Поздно ты спохватился. Раньше надо было думать. Как минимум несколькими днями ранее позаботиться о том, чтобы не порочить память Ксюши возней с нагулянным ребенком.
Режу Матвея безжалостно, без наркоза, распарывая хирургическим скальпелем саднящие раны. Даже та частичка меня, которая согласна любить его беззаветно при любых обстоятельствах, покорно смолкает. Бесстрастность уступает место сокровенной, ядовитой обиде, разъедающей фундамент многолетних близких отношений щелочью.
— Злишься, понимаю. Презираешь, — сверлит меня сузившимися глазами. — Ненавидишь. Но не обманывай и не обманывайся, будто резко перестала меня любить.
— Ты прав. Любить не перестала…
Матвей ртом хватает воздух, словно страх и безнадежность, тащившие его на дно, ослабили хватку, и он сумел выбраться на поверхность, наполнив свои легкие спасительной верой.
— Только смысла продолжать эти отношения уже не вижу, — заканчиваю я после того, как он внушил себе крошечную веру, что еще есть шанс.
Любовь уйдет. Со временем. Вдали от него. Я ведь не робот — не умею по команде отключать чувства. Не смогу избавиться от внушительного багажа нашей истории по щелчку пальцев. Было бы здорово раз и навсегда, без промедлений, обесточить в себе эту пульсирующую кислородную струю, продлевающую существование. Но сейчас она — любовь-кислород — варится в одном котле с гневом и непониманием, трансформируясь в медленный яд.
— Сейчас тебе кажется, что ты никогда не сможешь простить, но со временем…
Я вскидываю руку, пресекая сказанную с горечью попытку Матвея «вразумить» одураченную женушку.
— Не используй на мне свои манипулятивные замашки. Не внушай, как я должна чувствовать. От своего желания разойтись я не откажусь. Ни сегодня, ни через неделю, ни через месяц. Не хочешь идти мирным путем, будем судиться.
— Ксюша бы этого не хотела, — запрещенным приемом Метелин бьет ниже пояса.
Я
— Ты лишился права произносить ее имя, — мой голос становится тихим и прерывающимся. — Лишился права говорить за нее. Ты не достоин быть ее отцом, Матвей.
Я отпихиваю его плечом со своего пути, иду за чемоданом.
Больше он не пытается меня остановить.
Глава 7 Матвей
— Доброе утро!
На подходе к своему кабинету я натыкаюсь на мужчину, ожидающего в приемной. При виде меня он резво подскакивает с велюрового кресла на высоких деревянных ножках и с широкой улыбкой протягивает руку.
— Здравствуйте, — слегка теряюсь я, но на рукопожатие отвечаю. — А вы?.. — озираюсь в поисках секретарши для получения конкретики, но Нины в обозримом поле нет.
— У нас назначена встреча. На девять, — бодрым тоном освежает мою память.
К своему безмерному стыду, я об этом забыл. Разлад с женой и, как следствие бессонница, выбили меня из колеи.
Мой гость выделяется среди прочих молодым возрастом — ему около тридцати — и неряшливостью: из брюк торчит уголок белой рубашки, на рукаве темно-синего пиджака виднеется жирное пятнышко, а в рыжей щетине остались хлебные крошки после недавного завтрака, прошедшего, судя по всему, впопыхах. Брюки помяты, и под нижней губой белеет белая точка, являющаяся засохшей зубной пастой. Этот молодой человек сам чуть не проворонил сегодняшнюю встречу. Часы на его правом запястье, между прочим, неплохая китайская реплика. В ценнике оригинала столько нолей, что россиянину со среднестатистическим заработком придется пахать на продукт сингапурского производства лет так сто.
Я открываю ключом кабинет и распахиваю перед ним дверь.
— Проходите.
Он заметно нервничает, постоянно теребя уложенные назад волосы и прочищая кашлем горло.
— Воды? — предлагаю я.
Получаю в ответ энергичный кивок.
— Спасибо!.. — выдувает несколькими большими глотками. Когда я сажусь в свое кресло, он поднимает с пола черный кожаный портфель, вынимает пластиковую папку и протягивает мне. — Меня зовут Дмитрий, я представляю компанию, специализирующуюся на производстве электроники, а также являюсь одним из совладельцев. За два года «ТехноГеникс» открыл семь точек по Москве. В следующем году мы планируем расширяться. По мере увеличения объема производства…
— Прежде чем продолжить, я хочу убедиться, что вы осведомлены о прайсе на мои услуги.
Дмитрий растеряно моргает.
— Д-да, — ответ дает крайне неуверенный.
Немного жаль гасить запал, с которым он рассказывает о своей компании, но мое время дорогого стоит, и я не могу растрачивать его на благотворительность, имея дела с новичками.
— В течение вступления я успел просмотреть предоставленные вами документы. «ТехноГеникс» фирма перспективная, но крошечная по сравнению с теми, с какими я привык иметь дело. Я уже несколько лет не берусь за страхование подобных «малышек», Дмитрий.