Ты думал, я не узнаю?..

Шнайдер Анна

— А куда тогда идешь, раз не домой?

— За перекусом.

Людмила Сергеевна сводит к переносице редкие посеребренные брови.

— Варвара Васильевна, поражаюсь вам. Гробите желудок сухомяткой!

— Ну почему сразу сухомяткой… — ощущая себя пристыженной, опускаю взгляд к вымытому полу. На ужин у меня всегда зелень, овощи.

— Ступай-ка на кухню. Коридор домою и приду.

Делаю, как велено. Спорить с Людмилой Сергеевной у нас не принято. Да и зачем, когда все, что ни сделает эта женщина, во благо? Немного погодя она, прихрамывая на правую ногу, приходит на кухню, достает из холодильника контейнер и ставит

его в микроволновку. Переливает разогретый суп в глубокую миску, заправляет майонезом и подает мне с черным хлебом.

— Поешь по-человечески.

— Но…

Людмила Сергеевна нарочито громко вздыхает.

— Налетай скорее, а то остынет.

Один аромат будоражит воображение, подкидывая ассоциации с бабушкиной домашней едой из детства.

— Спасибо большое.

Ее борщ уплетаю с огромным аппетитом.

***

Первое, что мне хочется сделать при виде Матвея, вошедшего в мой кабинет в начале восьмого утра — так это отдать распоряжение в регистратуру не пускать его на порог клиники. Кем он себя возомнил, чтобы являться без предупреждений, как к себе домой?

Метелин с дотошностью штудирует мой внешний вид взглядом. До момента его вторжения на мою территорию я спокойно расхаживала в увлажняющей маске, держа во рту ультразвуковую щетку.

— Варя… — в одном его «Варя» умещается часовая нотация.

— Заблудился? — встречаю его неприветливым тоном.

— Поехали домой.

С чего ради?

И кто ему проболтался? Кто сунул свой любопытный нос, куда не просят? Оля? По-любому. Больше некому. Мы, конечно, дружим уже не первый год, работая бок о бок, но я такого не приемлю и позже обязательно ей выскажу.

Не дожидаясь, что я начну его прогонять, Матвей приступает к сбору моих вещей.

— С ума сошла? Ты хоть высыпаешься? — сопровождает метания в четырех стенах ворчанием. — Да кого я обманываю… Дурью маешься, дома не появляешься. Я ведь уехал, Варя! Чтобы на глаза тебе не попадаться… — Метелин чертыхается, отдергивая руку от наэлектризованного пледа. Пятясь назад, спотыкается об игрушки для моих маленьких посетителей, останавливается и всплескивает руками, то ли на их неугодное расположение психуя, то ли на меня. — Что тебе еще нужно?

— Чтобы ты не думал, будто тебе по-прежнему здесь рады. Не указывал, где мне спать, и не вел счет ночам, проведенным мною вне дома, — перечисляю я.

— Я беспокоюсь.

Аргумент «слегка» не дотягивает до звания железного.

— А мне-то что? — хмыкаю я, продолжая заниматься рутинными процедурами.

— Не будь такой… — стонет Матвей. — Варь, я же не прошу тебя помириться, а только вернуться домой и следить за здоровьем.

— Ну я прошу оставить меня в покое.

В кабинете воцаряется давящая тишина. От нее воздух стремительно загустевает, оседая в легких свинцом.

— Пожалуйста, — с горечью молвит муж, делая в моем направлении несколько нерешительных шагов, и встает как вкопанный, заметив, что в стремлении сберечь дистанцию я обогнула стол и прижалась к подоконнику. — Сегодня приезжай ночевать домой, — льется мне в уши его мягкий, покладистый и добрый голос. — Обещаю, я тебя не потревожу.

— Ладно.

Я соглашаюсь исключительно для того, чтобы он, наконец, перестал терзать меня своим присутствием.

Напоследок улыбнувшись мне, Матвей уходит.

Глава 9

Варя

За три года я так и не научилась проезжать мимо школы, расположенной в нескольких кварталах от дома. Этот промежуточный пункт включен в кротчайший маршрут. Я пользуюсь другим, отнимающим лишние полчаса-час. Как назло, этим вечером мой безопасный путь перекрыт аварийными знаками, поэтому мне приходится запастись терпением, свернуть на тихую, хорошо освещенную улицу, борясь с желанием вдавить педаль газа в пол, чтобы промчаться мимо светло-кирпичной трехэтажной постройки начала двухтысячных на полном ходу. Но вместо этого ползу со скоростью улитки, как того требуют дорожные знаки. Сейчас как раз заканчиваются уроки, и по улице рассредотачиваются школьники от младших классов до старших.

Я вся сжимаюсь, подъезжая к зданию школы. Застреваю перед пешеходным переходом, пропуская внушительную толпу галдящих подростков. Они не шибко торопятся, затевая шутливую драку посреди дороги. Нужно посигналить им, однако руки мои приросли к баранке.

Из жара швыряет в холод, и наоборот. От виска к скуле ползет бисеринка пота, из-за стеснения в груди с губ слетают короткие отрывистые вздохи. Тело все покрыто маленькими иголочками, впивающимися в кожу. Онемение, обычно начинающееся с кончиков пальцев, зарождается в недосягаемых недрах естества, на время парализуя дыхательные пути и голосовые связки. Больше ни вдохнуть, ни вскрикнуть.

Я резко выпадаю из реальности. Разум проносит меня через фантасмагорический лабиринт и выталкивает в тот злополучный сентябрьский день. На месте подростков, переходивших дорогу, теперь вижу полицию и скорую помощь. Здание школы оцеплено по периметру, что не протолкнуться. Но на то и был расчет — не дать ревущим нечеловеческими голосами родителям пробиться к месту преступления.

Я была среди них. С самозабвенным отчаянием пробовала протолкнуться хотя бы на сантиметр в той чудовищной давке, которой не было видно конца и края. Я думала: вот он — ад воплоти. Неспособность дышать, неспособность ясно мыслить, неспособность свободно шевелить конечностями и получать ежесекундно под дых локтями. Синяки долго сходили с тела. Томиться в духоте, панике и неизвестности, жив ли твой ребенок. В те нескончаемые минуты, часы ожидания было все равно, какая участь постигла сына или дочь женщины, что рвала на себе волосы в нескольких сантиметрах от меня. В те мгновения каждый родитель молил бога, чтобы тот избавил конкретно его от необходимости выбирать гроб собственному ребенку.

Когда к школе подъехал Матвей, я уже знала, что Бог нас не пощадил, и реальный ад лишь начался.

С той же ошеломляющей внезапностью меня затягивает в настоящее время. Из тисков непрошеных воспоминаний вырывает звук автомобильного клаксона. Туго соображаю, что сигналят не дурачившимся в неположенном месте школьникам, а мне. Вязко, словно находясь по горло в болотной мути, дотягиваюсь до рычага, переключаю передачу и устремляюсь прочь.

С чугунной головой паркую машину у дома и, прежде чем войти в подъезд, запрокидываю голову к небу, точечно нацеливаясь взором на окна седьмого этажа. Свет нигде не горит, но бдительность не дремлет. Почему-то прощальная улыбка Матвея, подаренная мне перед уходом сегодняшним утром, весь день держала в напряженном ощущении, что готовится какая-то западня.