Ты его не знаешь
Шрифт:
Спрашивается, а сама-то я что? Столько лет проработать в «Золотых Воротах» и не удосужиться порыться в библиотеке! Со временем я поняла, что Генри обладает тем, что я утратила давным-давно, — страстью к деталям, острой памятью не только на даты и географические названия, но и на курьезы, которые, собственно, и делают историю уникальной. Он не пропускал деталей, потому что ему все было интересно, задавал вопросы и намертво запоминал занятные вещи, делясь ими с другими, повторяя до тех пор, пока история не становилась его собственной. Я брела по жизни, как по чужому дому, стараясь не потревожить пыли, не наткнуться на мебель. Генри же, наоборот, все ощупывал, брал в руки, прикидывал на вес.
— Хотела бы я быть такой, как ты, —
— А что тебе мешает? — осведомился он.
Мы лежали в постели лицом к лицу, в одежде (холодно было), он не сводил с меня выжидательного взгляда сияющих голубых глаз.
— Сама не знаю.
Казалось, он постоянно ждет от меня каких-то слов, но слова будто застревали в горле, и сил не было заставить себя сполна раскрыть свои мысли. Я искренне старалась, но на всю правду без остатка отважиться не могла.
Мы оба смолкли, просто лежали рядышком, не касаясь друг друга. Я прикрыла глаза и уже было задремала, как вдруг его голос вернул меня к действительности:
— А знаешь, ты нисколько на нее не похожа.
— Что?
— На девушку из книги. У нее твое имя, твоя история, твое лицо, но она — вымысел. Ее выдумал Эндрю Торп. Ты — не она.
Ах, как мне хотелось верить ему, но… Право же, разве Генри мог знать меня лучше Торпа? Тому ведь я все рассказала.
— А кто же я?
На ответ я не рассчитывала.
— Ты — это ты, — откликнулся он не медля ни секунды. — Ты — Элли Эндерлин, и я люблю тебя.
— Правда?
Еще ни разу Генри не говорил мне о любви. Я разделяла его чувства, но открыться, вот так сразу? Нет, рановато, пожалуй, для столь громких заявлений. Таких слов назад не возьмешь.
— Правда.
И снова замер в ожидании. Я изо всех сил пыталась набраться смелости, но слова не шли с языка. За одно я буду вечно благодарна Генри: он не отвернулся. В ту ночь я не сумела сказать, что люблю его, и все же он обнял меня, крепко-крепко. Мне стало тепло и покойно — впервые за всю свою взрослую жизнь я почувствовала себя как за каменной стеной.
Девятнадцать
Прекрасный вид — вот что в конце концов оказалось для нас решающим.
Я свернула с Рыночной улицы. Извилистая дорога, обставленная домами 60–70-х годов, вела вверх, к району Алмазные Высоты. Мне всегда нравился этот вскарабкавшийся на гору квартал; было в нем что-то от предместья, затерявшегося посреди города. Ночь перевалила за середину, крутые улицы были темны и пустынны. Торп, конечно, глаза вытаращит, когда увидит меня на своем пороге, а мне это только на руку. Ночью у меня мозги лучше работают и я сама с собой в ладу. Если Алмазные Высоты — территория Торпа, то полночь — моя.
Дом Торпа — двухэтажное творение Эйчлера [33] с нависшими над серым фасадом белыми стропилами кровли — примостился на самой макушке холма Ред-Рок. Японский клен и два-три кустика лаванды, высаженные в треугольном палисаднике, несколько прикрывали дом от чужих взглядов. Я затормозила у обочины, пару минут, собираясь с духом, посидела в машине, затем подошла к двери и позвонила. Раздались шаги. Дверь распахнулась, передо мной стоял Торп — в полосатом халате, голова (за исключением обширной лысины на темени) покрыта сивой щетиной, под глазами темные мешочки. От него попахивало лекарствами.
33
Джозеф Эйчлер в 50–70-х годах XX в. строил в Калифорнии жилые дома в модернистском стиле.
— Элли? — Он потер глаза. — Ты что тут делаешь?
— Вы говорили, что можно зайти в любое время.
Он ухмыльнулся,
— Верно, говорил. Заходи. Я сварю кофе.
Через необозримый холл, где в каменном фонтанчике журчала вода, мы прошли в просторную гостиную с цельным, от пола до потолка, стеклом вместо дальней стены. Перекрестья белых стропил образовали высокий потолок. Мне, выросшей в прелестном, но тесном викторианском домике в рабочем квартале Ной-Вэлли, особняк на холме представился воплощенной мечтой. Но, боже, во что превратил его Торп! На великолепном паркете — истертые турецкие половики темно-красных и грязно-коричневых тонов, стеллажи по обеим сторонам камина завалены журналами и безделушками, плоский телевизор засунут в необъятный шкаф красного дерева, из распахнутых дверей которого едва не вываливаются груды пыльных кассет. Два дивана, кожаное кресло с подставкой для ног, журнальный столик и штуки две непарных стульев тонули под кипами газет и журналов. Даже стеклянную стену загораживала огромная бамбуковая этажерка. Джозеф Эйчлер, надо думать, не раз в гробу перевернулся.
Весь дом провонял застарелым табаком, я приметила в разных местах две-три пустые пепельницы.
— Вы снова начали курить? — спросила я.
— Теперь уже нет. Держусь почти два месяца, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! А пепельницы — визуальная методика. Мне инструктор-психолог предложила, чтоб легче было завязать с куревом.
— Инструктор-психолог? Всегда хотела узнать, что у них за клиенты.
— Пришлось нанять, когда накатил жуткий писательский ступор.
— И что, помогло?
— Спроси через месячишко. Мы пока еще на девятой неделе — очищение среды обитания, — он беспомощно обвел рукой комнату, — но с этим, похоже, у нас вышла осечка. Десятая и одиннадцатая неделя — духовное пробуждение. И только следующая остановка — писательский ступор. Она говорит, мы должны потихоньку двигаться от простого к сложному. Лори Джордано у нас строга, но дело знает. Напомни мне дать тебе ее визитку.
Я осталась в гостиной, а Торп отправился на кухню варить кофе. Лишь длинный, низенький стол отделял кухню от гостиной. В раковине гора грязной посуды, дверцу холодильника сверху донизу залепили газетные вырезки, календари, рецепты, открытки и фотографии. Торп пошарил в одном ящике, в другом и в итоге объявил:
— Куда-то запропастились фильтры для кофеварки. Придется нам обойтись чаем.
— Надеюсь, ваша жена не рассердится, что я заявилась на ночь глядя, — сказала я. — Просто была тут неподалеку.
— Жена?
— Я видела в книжном «Во второй раз — просто чудо».
— Ах, это. Откровенно говоря, второй раз оказался не таким уж чудом. Джейн подала на развод через месяц после выхода книги.
— Печальное известие.
— Опру [34] оно, похоже, тоже сильно огорчило, — усмехнулся он. Я, можно сказать, вплотную подобрался. Мог стать вторым Дипаком Чопрой [35] или доктором Филом [36] , кто знает? Но не все потеряно, всегда можно написать другую книгу, верно? — Он махнул рукой в сторону общего бедлама гостиной: — Присядь, а то я нервничаю.
34
Опра Уинфри — известная американская ведущая телевизионного «Шоу Опры Уинфри».
35
Дипак Чопра — врач и писатель, автор книг о духовности и нетрадиционной медицине.
36
Фил МакГро — бывший психолог, американский телеведущий, впервые получил известность, появившись в «Шоу Опры Уинфри».