Ты его не знаешь
Шрифт:
— Вы с ним говорили?
— Да.
Кэрролл выпрямил ноги. На правой ноге у него был синий носок, а на левой — светло-коричневый.
— Когда?
— Месяц назад. В Никарагуа.
— А мне и словом не обмолвился, — пробормотал Кэррол себе под нос.
— Вы тоже говорили с ним?
— Не то чтобы говорили… Мы переписываемся.
— Но вы же сказали…
— Сказал, да. Все верно, я действительно не видел его десять лет. Но это не значит, что мы не общаемся. Вы должны понять мое желание оберегать его. Некоторым образом, я чувствую себя в ответе за его трагедию.
— Вы? Но почему?
— Справедливости ради надо признать — я поощрял отношения Питера и Лилы. Совершенные спутники жизни так же редки, как совершенные числа. Лично мне повезло: свою половинку я встретил еще в ранней молодости, и у меня хватило ума сразу жениться. А у Маргарет и Питера не было ничего общего, да и любви
— Вы знали мою сестру? — ошарашенно спросила я.
— Да, Питер нас познакомил. Хотел, чтобы она была рядом, когда он объявит мне об их решении взяться за Гольдбаха. Догадывался, что я разволнуюсь. Не знаю, что вам известно об этой гипотезе…
— Только то, что рассказывала Лила. Гипотеза была сформулирована в 1742 году и завела в тупик многие великие умы. «Любое четное число не меньше четырех можно представить в виде суммы двух простых чисел». Так?
— Совершенно верно. Любой математик может свихнуться, отдавшись одной-единственной недостижимой цели. Возьмем, к примеру, Луи де Бранжа [64] и гипотезу Римана. Как и гипотеза Гольдбаха, а до недавнего времени и теорема Ферма, гипотеза Римана считается одной из сложнейших среди нерешенных задач. Де Бранж работал над ней двадцать пять лет и в 2004 году опубликовал свое доказательство в Интернете. Но, надо отметить, мало кто обратил на него внимание, и коллегам еще предстоит оценить данную работу. И что удивительно: де Бранж не какой-нибудь выскочка, в восьмидесятых он доказал гипотезу Бибербаха — достижение немалой важности; доказательство, однако, было встречено с большой долей скепсиса — как и нынешнее доказательство гипотезы Римана. Уж очень всем хотелось, чтобы де Бранж оказался не прав. Но вообразите — он победил! В случае же с гипотезой Римана сложность в том, что де Бранж использовал математические средства, которыми в мире владеют считанные единицы, — спектральной теорией, например, — так что собрать для проверки доказательства компетентную комиссию будет весьма непросто. К тому же в 1964 году де Бранж уже заявлял, что у него, дескать, имеется доказательство существования инвариантных подпространств для непрерывных преобразований в гильбертовом пространстве. Однако сие не подтвердилось, и он дорого поплатился за свою ошибку — его репутация серьезно пострадала. У математиков, к худу ли, к добру ли, хорошая память. Сейчас де Бранжу далеко за семьдесят. Должен признать, я за него болею, хотя бы потому, что с удовольствием посмотрел бы, как он докажет целому свету, что и старикам по силам великие достижения. — Кэрролл усмехнулся. — Вы уж меня простите. Отречься от роли профессора математики не так-то просто. Это у нас в крови, знаете ли. Прав был Пуанкаре — математиками рождаются, а не становятся.
64
Луи де Бранж де Бурсия, профессор математики американского университета Пердью, лауреат премии Эдварда Эллиотта.
— Мак-Коннел и моя сестра, — напомнила я. — Говорите, вы поощряли их отношения?
— Именно так. Питер сразу пришел ко мне за советом. А я не видел смысла в том, чтобы сохранять несчастливый и бесполезный брак. Так ему и сказал: мол, если подвернулся реальный шанс на счастье, надо хвататься за него обеими руками. Не верю я, знаете ли, в россказни о том, что гений расцветает, преодолевая жизненные трагедии. Возьмите, к примеру, Рамануджана — блестящие достижения, поразительное предвидение: бесконечность числа «пи», гипотеза Рамануджана. И что же? В тридцать два года умирает от туберкулеза в каких-то индийских трущобах. Можете представить, в двадцать один год его оженили на девятилетней девочке! Насколько больший вклад он внес бы в математику, если бы тихо-мирно жил с женой, которую сам выбрал. Так что, как видите, мой совет Питеру был не совсем бескорыстен. Я был убежден: если они с Лилой станут работать сообща, они добьются неслыханных результатов. Разумеется, доказательства гипотезы Гольдбаха я от них не ждал, но не сомневался, что, двигаясь к этой почти недостижимой цели, они совершат другие не менее важные открытия. Возьмите, к примеру, последнюю теорему Ферма. На пути к ее решению был сделан ряд значительных прорывов. Скажем, доказательство гипотезы Тиниямы-Шимуры вплотную связано с поисками решения теоремы Ферма.
Кэрролл положил руки на подлокотники своего кресла. Я заметила массивное золотое обручальное кольцо и отменный маникюр.
— Но я отвлекся. Помимо советов, я, знаете ли, оказывал им и практическую помощь. Питер как-то признался, что им с Лилой неудобно работать в здании факультета: сестра ваша опасалась, что пойдут сплетни. Тогда я предложил им для работы свой собственный дом. Жена моя в то время
— Э-э…
— «В голове Архимеда гораздо больше воображения, чем в голове Гомера». На нас, математиков, возводят напраслину — мы, мол, бессердечные приспешники рассудка и здравого смысла, но знайте: совершить сколько-нибудь серьезное математическое открытие возможно, только включив воображение. Лила обладала неистощимым воображением. Бывало, вечером приду домой с работы, а они — за кухонным столом, голова к голове, все в работе. Закажем чего-нибудь съестного, сидим на кухне, жуем и толкуем о теории чисел. Мне только-только стукнуло пятьдесят, передать вам не могу, с каким наслаждением включался я в интеллектуальные игры этой тесной компании, куда допускали и меня, грешного. Ах, как хорошо нам троим работалось! У меня — багаж знаний, многолетний опыт, у них — особенно у Лилы — способность взглянуть на проблему по-новому, взять и выдать вдруг поразительное логическое соединение или сформулировать вопрос так, как тебе и в голову не придет! Порой так наговоримся, что голова, кажется, лопнет. Тогда идем в гостиную и принимаемся играть — Питер подсадил нас с Лилой на видеоигру «Атари». Знаете, где быстро-быстро крутятся треугольнички. — Воспоминания осветили лицо Кэрролла улыбкой. — Эта игрушка, надо полагать, по сей день валяется у меня в подвале.
— Теперь понятно, где Лила пропадала по вечерам. А мы все гадали, где они с Мак-Коннелом встречались. — Я помедлила. — Не знаю, как и сказать… но это у вас в доме они?..
На лице Кэрролла отразился ужас.
— Бог с вами, нет! В районе залива Хаф-Мун есть одна маленькая гостиничка. Я, конечно, предпочел бы ничего об этом не знать, но Питер сам однажды признался, ни с того ни с сего. Думаю, ему просто нужно было выговориться. Он очень сильно любил вашу сестру. По себе знаю, о таком чувстве нелегко молчать. Напротив, хочется раструбить на весь белый свет. К счастью, у него хватило благоразумия открыться мне одному. — Кэрролл сдвинул брови. — Естественно, я нередко думал: как все повернулось бы, посоветуй я Питеру забыть Лилу и вернуться в семью? Полагаю, теперь я уже со спокойной душой могу повиниться, что за всю жизнь сознательно пошел на обман один-единственный раз — во время следствия. Я не сказал сыщикам про Лилу и Мак-Коннела, поскольку считал своим долгом защищать его. Быть может, с моей стороны это и было ошибкой, но я не раскаиваюсь. Разумеется, потом, когда на свет явилась претенциозная книжонка Торпа, я уже ничем не мог ему помочь. Не знаю, говорил ли вам Питер, но за последние два десятка лет он добился поразительных результатов и в теории чисел, и в топологии, даром что живет в лесной хижине. Его, впрочем, такая жизнь вполне устраивает. Отсутствие компьютера будоражит мысль. Как я упоминал, он пишет мне письма, хотя назвать их письмами можно с большой натяжкой. Как правило, несколько беглых строк, скажем, о погоде, о каком-нибудь очередном ремонте в хижине, а дальше — страницы и страницы рукописных вычислений. Много лет подряд я читал их сам, а когда стало сдавать зрение, пришлось просить секретаршу перепечатывать. У Питера невозможный почерк!
Кэрролл показал на картонную коробку на полу, битком набитую папками.
— Вот они все, по годам. Поначалу я просто складывал их в ящик, думал, он вот-вот вернется. Но прошел год, другой, третий — и я понял: Питер возвращаться не собирается. Знаю, нужно бы подыскать для них местечко получше — я единственный хранитель его трудов, — но я так привык, что они всегда у меня под рукой, что я всякую минуту могу достать любой. А они гениальны! То, чем набита эта коробка, может всколыхнуть весь мир. Все пытаюсь уломать Питера опубликовать их, да он, похоже, уже привык к безвестности.
— Когда мы с ним встретились, он был очень сдержан, ни словом не обмолвился о том, что делает нечто важное.
— Редкий человек, — кивнул Кэрролл. — Еще до того как его карьера пошла под откос, было видно, что ни слава, ни признание ему не нужны. Сама работа доставляла ему наслаждение.
— Как и Лиле, — сказала я.
Кэрролл приподнял бровь и, чуть помедлив, заметил:
— Да, Лила в самом деле любила свою работу. Но не будем забывать, что ваша сестра была довольно честолюбива.
У меня из головы не шло то, что я только что услышала.
— Вы говорите, когда жена Мак-Коннела, Маргарет, все узнала, она ему угрожала. А когда именно?
Кэрролл задумался.
— Насколько помню, примерно за месяц до… — он запнулся, подыскивая слово помягче, — до кончины вашей сестры.
— А Мак-Коннел говорил, что рассказал жене про Лилу всего за несколько дней до ее исчезновения.
— Он так сказал?
— Чего ради ему лгать?
Кэрролл поерзал, поправил ремешок часов.