Ты мой! Расплата за измену
Шрифт:
Она сложила на груди руки, отрезав:
– Не собираюсь вести с вами дискуссию, а ставлю перед фактом. Алиса не его дочь и пусть прекратит натравливать на меня опеку!
Тамара бросила взгляд на портрет сына, что висел на стене спальни, выговорив написанному маслом изображению:
– Глупый мальчишка! Никак не забудешь дохлую тварь. Что там любить, кожа да кости!
Шатенка с ухмылкой качнула головой, напомнив изображающей маразм:
– Я вообще-то здесь, перед вами стою.
Старуха вскинула голову,
– Лучше бы провалилась вместе со всеми своими выродками!– зло швырнула она, перебираясь в инвалидное кресло.
Нину переклинило. Красная пелена закрыла глаза, она шагнула вперёд, вырывая сидение из-под плоского зада ненавистной свекрови. Та взвизгнула, но не упала, а сделав несколько шагов за колёсами, догнала мягкое кресло, плюхнувшись в него с глухим звуком.
Ненавистная невестка всплеснула руками.
– Боже, что святой пендаль творит с инвалидами! – зашипела она, с трудом сдерживая гнев.– И не приберёт вас никак чёрт. Георгий Борисович скучает по жёнушке на сковородке!
Она до крови вдавила в ладони ногти. Хотелось рвать и метать. Кричать проклятия, призывая смерть на седую голову ненавистницы, но нельзя. Эту запись будут смотреть многие.
Старуха не осталась внакладе. Её понесло, разрывая от ненависти:
– Тварь деревенская, ни пуля тебя не берёт, ни нож, не авария! – скрюченные артритом пальцы побелели, намертво вцепившись в отполированные ручки кресла. – Всё испробовала, но никак не сдохнете ни ты, ни твои выб…ки! – проорала она, брызжа слюной. Всклоченная голова тряслась на тонкой жилистой шее в такт словам: – Ненавижу! Ненавижу вас всех! Надо было отравить, когда вы жили с Павлом!
– Вы и родную кровь не пожалели, чтобы отвести от себя подозрение?
Нина замерла, надеясь услышать ответ, который потом покажет Светличному.
Тамара оправдала ожидания.
– Я готова сама умереть, лишь бы забрать тебя за собой! – она стукнула кулаком по ручке кресла. – Снайпер не должен был промахнуться!
Старуха кричала, в уверенности, что никто не поверит Нине. Слова против слов. Поэтому онемела, услышав из дверей в спальню растерянное:
– Мама, я же сын тебе, а Трофим внук…
Тамара подскочила с кресла и, сделав пару шагов, рухнула на постель, зарывшись с головой в одеяло.
– Ты ходишь?– глаза Светличного полезли на лоб.
– Чудо чудное! Да?– с издёвкой произнесла Нина, недоумевая откуда Павел появился и направилась к выходу.
Всё случилось даже лучше, чем она ожидала, но отчего так громко стучит сердце и хочется разреветься? Почему душит обида?
Любила по-настоящему два раза в жизни, но оба замужества вылились в полное разочарование. Видно любовь не для красивых и независимых.
Нина, словно издалека слышала новые проклятия старой ведьмы, совершенно позабыв какое на ней сейчас платье.
Она торопилась, чувствуя
Неожиданный, сильный толчок в спину. Нина буквально влетела в приоткрытый кабинет Павла, мимо которого проходила.
Щелчок замка, похотливое сопение за спиной и холод прокатившийся по позвоночнику. За ней по пятам шёл не чеченец, а Светличный, позабыв про больную маму.
Она прижата грудью к столу так, что не пошевелиться. Платье задрано вверх, ноги грубо раздвинуты коленом. Полоска шёлка в промежности с треском разорвана. Нина чувствовала, как в неё с трудом входит член.
Довольный вздох и горячий шёпот на ухо:
– Останься со мной. Всё ещё можно исправить. Мать отправлю в богадельню. Аиша уже в психушке… – Резкий толчок и горячая плоть жёстко дерёт её на сухую. Он сбивчиво выговаривал между шлепками: – Ты я и дети. Так должно быть!
Она скулила, намертво прижатая щекой к толстой дубовой столешнице, не в силах сбросить тяжёлое тело. Вот и настиг бумеранг. Ещё один. За слёзы кого-то из брошенных ею мужчин.
Нина прошептала хрипло, с трудом продавливая слова сквозь сжатое пальцами горло:
– Отстань от меня. Зачем я тебе?– глупо было на что-то надеяться.
То, где у Светличного была совесть с остервенением входило в неё на всю длину.
Пульс с шумом бил в виски. Нина задыхалась, теряя сознание.
– Потому что ты шалая, – рычал он, между толчками и довольными стонами.– Самая сладкая. Кошка… дурею, рядом с тобой… Крышу сносит напрочь…
На этих словах была выбита дверь.
Брюнет сорван с распластанной, полуживой худышки.
Она с шумом втягивала воздух, расправляя сжатые лёгкие, с трудом соображая, что происходит.
Маты, громкие презрительные слова на чеченском. Глухие удары ногами по телу извивающегося на полу насильника.
– Я мать твою успокаиваю, а ты!– обещание, которое радует даже в такой обстановке.– Леча, с тобой разберётся!
Нина не помнила, как оказалась в машине, не видела дорогу до дома. В гудящей голове путались мысли. Она, словно в тумане наблюдала за пролетающими за окном автомобилями.
Сочувствующие взгляды телохранителей, бросаемые в зеркало. Их сбивчивые извинения и обещания больше никуда не пускать одну.
Она смыкала веки, не желая никого видеть. Стыдно, противно до мерзости и саднящая боль там, где обычно получала наслаждение.
Щёки горели, проклятия застыли в отёкшем горле.
Светличный в очередной раз растоптал не её тело, а душу.
Хотелось реветь, уткнувшись носом в стекло, скулить, словно шавка побитая, но нельзя.
Она с горькой усмешкой на пухлых губах, запустила пальцы в карман неизвестно кем накинутого пальто.