Ты моя надежда
Шрифт:
— Я тебе не верю, — произношу я ему. — Я думаю, что ты убил ее, и полагаю, что ты хочешь смерти Джулс.
— Ты держишь ее под контролем, не так ли? — говорит мой отец, хотя он чертовски хорошо знает, что это не так.
После прошлой ночи весь город говорит об этом, и теперь Лиам — тема дня, а не она или я. Но три человека знают, что на самом деле произошло прошлой ночью.
Джулс. Я. И мой отец. Он знает, что она хочет уйти от меня. Он просто не знает причину.
Отец не ждет ответа, вместо этого выдвигает ящик стола и лезет
— Я заглянул в бухгалтерские книги Лиама и финансы.
Он бросает бумаги с глухим стуком на стол, а затем захлопывает ящик.
— Ты не мог бы присесть, Мейсон? Ты меня убиваешь, — говорит он и машет руками в воздухе. — Просто успокойся.
— Успокойся? — спрашиваю я его, прежде чем проглотить боль, зажимаю пальцами переносицу и закрываю глаза. Я никогда не чувствовал себя так. Только потому, что суровая реальность никогда не открывалась мне так ясно.
— Мейсон, — отец произносит мое имя, как будто это мольба, — я обещаю тебе, что буду защищать тебя. Если это включает в себя защиту Джулс, я это сделаю. Ты мой сын. Мой единственный и неповторимый, и единственное, ради чего мне стоит жить.
— Что бы на тебя ни нашло, — продолжает мой отец, разрывая зрительный контакт и качая головой. — Я сказал, что сожалею об Эйвери, — добавляет он и сжимает губы в тонкую линию.
— Тебя здесь не было, когда она появилась. — Он поворачивается на стуле и смотрит в окно. — Или Андерсон.
Он проводит рукой по лицу и смотрит на городской пейзаж.
— Есть выбор, который мы делаем, и который нужно делать быстро. — Он тяжело сглатывает. — Я только пытался защитить тебя.
Наконец я медленно сажусь напротив него и жду, когда он повернется ко мне лицом.
— Не надо. Прекрати защищать меня, — я медленно качаю головой и выдерживаю его взгляд. — Мне не нужна вот такая твоя защита.
— Ну, возможно, это поможет, — говорит он, пододвигая бумаги ко мне. — Лиам Олсен в полной яме, и его жизнь разваливается на части.
Я нерешительно просматриваю стопку документов, приподнимая угол верхнего листа, чтобы посмотреть следующий, а потом следующий и следующий. Все это копии счетов за последний год.
— Нам нужно поговорить о том, что произошло прошлым вечером накануне гала-концерта.
Мне требуется мгновение, прежде чем понять, что он говорит о человеке с пистолетом. Злоумышленник со шприцем. Явное убийство.
— Кого-то наняли, чтобы убить Джулс. Я не знаю, кто и почему, но это было покушение.
— Ты уверен? — спрашивает меня отец.
— Он мог убить меня, он мог увернуться, когда я гнался за ним, и выстрелить в меня. Но опять же, он мог убить и Джулс.
— Тогда почему он этого не сделал?
Я помню шприц, героин. Я ерзаю на стуле, глядя на отца.
— У него был шприц. Он не хотел, чтобы убийство выглядело очевидным.
Выражение лица моего отца не меняется.
— Шприц?
— Наполненный героином, — уточняю я, и на этот раз он прерывает зрительный контакт.
— Твоя мать…, — начинает он, но тут же замолкает. Я даю ему минуту, снова вспоминая, как моя мать лежала на кафельном полу в ванной. — Так вот откуда это дерьмо?
Его вопрос пронизан притворным гневом. Больше всего на свете это похоже на попытку обойти молчанием его печаль.
Я киваю, не веря в то, что смогу ответить вслух. Он кивает, хотя и не смотрит мне в глаза.
— Твоя мать… — начинает он снова и тут же останавливается. Он отмахивается от этой мысли, качая головой и полностью прекращая обсуждение. Я никогда не видел своего отца таким потрясенным.
— Я не вижу, чтобы кто-то, кроме Олсена, мог желать смерти тебе или Джулс. Даже если бы это было из-за денег, то я ясно дал ему понять, что долг передо мной недействителен. Так что твое убийство, скорее всего, было бы связано с какой-то ссорой между вами двумя.
Он, наконец, снова смотрит мне в глаза.
— После прошлой ночи между вами двумя должно быть что-то…. Несомненно.
Я не знаю, что заставило Лиама пойти за Джулс прошлым вечером. Я не думал, что он способен на такое. Высокомерный осел, да. Но мужчина, способный обидеть женщину? Я раздражаюсь от этой мысли. Любой мужчина, который сделал бы что-то подобное, нельзя называть мужчиной.
— Если не Олсен, то кто же еще?
У меня волосы встают дыбом, по коже пробегает холодок. Я сомневаюсь, что расскажу своему отцу об Андерсоне всю правду. У меня больше никого нет, я прижат спиной к стене, и это ради Джулс. Я бы сделал все для Джулс. Если это означает признание в убийстве убийце, пусть будет так.
— Я убил Джейса Андерсона, и кто-то об этом знает, — говорю я и смотрю ему в глаза.
Я жду реакции, и единственное, что получаю — он морщит лоб, наклоняет голову набок, размышляя.
— Понятно, — произносит он через мгновение и снова отворачивается, стучит ногой по полу, раздумывая. — Из-за Эйвери, я полагаю?
Я киваю. У него хватает достоинства выглядеть пристыженным на долю секунды.
— Ты не любил ее и не хотел. Ты часто мне об этом говорил.
— Это не значит, что правильно, — говорю я и хватаюсь за подлокотники, чувствуя, как во мне поднимается гнев, но отец поднимает руки одновременно в знак защиты и понимания.
На мгновение становится тихо, и только слышно тиканье часов, отсчитывающих секунды. Мой отец осознает правду о том, что произошло. Наконец, он поднимает глаза.
— Ты мог бы прийти ко мне.
— Я был зол на тебя, — произношу я, и вижу, что его глаза вспыхивают негодованием.
Как будто сейчас он сложил все кусочки воедино.
— Вот почему Джулс пошла в полицию? Она знает?
— Да.
Я проглатываю комок в горле.
— Кто еще знает? — спрашивает меня отец, к счастью, оставляя наши с Джулс проблемы за рамками разговора. — И что именно они знают?