Ты моя одержимость
Шрифт:
– Верно, - соглашается Ахметов.
– Тупиковая ситуация, ведь только на Большом Совете можно добиться отмены древнего порядка предоставлять Асадовым решающий голос. В свое время мой отец заполучил решение об опекунстве над твоим дядей, однако другие главари отказались признавать эти бумажки. Тогда он и правда притащил Асадова в зал собраний. Тот подтвердил каждый пункт, который был выгоден моему отцу. Моргал в знак согласия. Здесь уже никто не сумел бы оспорить легитимность процесса. Терять рычаг влияния не хотелось, поэтому мой отец сделал все, чтобы сохранить настолько
Моргал, блять. И на такое повелись? А впрочем, неудивительно. Ахметов-старший обладал талантом творить полный беспредел и при этом всегда оставаться в рамках долбаных традиций. Хитрый тип, способен у дьявола жизнь обратно выторговать.
– Я изучил медкарту, - кривлюсь.
– Мой дядя перестал моргать. Еще месяц назад. Какая-то проблема с мышцами. Врачи дают туманные прогнозы. А десять лет почти на исходе и все ближе Большой Совет.
Ахметов ухмыляется.
– Ты же не думаешь, будто я собирался одурачить будущего правителя?
– он выгибает бровь.
– Я знать ни черта не желаю о твоих планах, - признаюсь прямо.
– Я Асадов, но не тот, что станет моргать по чужой указке. На роль удобной игрушки не подхожу.
– Я понимаю.
Его ледяное спокойствие напрягает. Странная тема. Ахметов столько всего успел намутить, подмял под себя другие кланы, создал империю в паре с Дудаевым.
Для чего спектакль с гребаным советом? Да, некоторые порядки у нас доходят до абсурда. Но зачем разыгрывать цирк? Там чистая формальность или нечто больше? В чем замес?
Я чую подвох. Ахметов достиг того уровня, когда нет никакого смысла держаться в образе блюстителя древних традиций.
– Я приду на вашу сходку, отдам свой голос от лица Асадовых, - говорю, помедлив.
– Но от карьеры политика отказываться не стану. Я намерен вернуться к жизни в ближайшее время. Совет состоится раньше выборов, так что одно другому не помешает.
– Ты отказываешься от реальной власти ради призрачной мечты.
– Я выбираю остаться подальше от ваших кланов.
– Поглядим, - ровно заключает Ахметов.
+++
Я возвращаюсь домой, туда, где меня ждет моя Ника. Если богиня победы на моей стороне, то исход борьбы предрешен заранее.
– Тимур, - мурлычет она, едва мы разрываем поцелуй.
– Где ты опять пропадал?
– Разбирался с последним делом.
– И как?
Я ввожу мою женщину в курс вопроса. Подробностями не гружу, прохожусь по ключевым моментам. Быстро и кратко, без лишних вывертов.
– Это похоже на ловушку, - говорит она, моментально нахмурившись.
– Они заманят тебя на Совет, чтобы добиться своего, сам не заметишь, когда увязнешь. Твой план пойти на компромисс выглядит опасно.
– Согласен, - киваю.
– Смахивает на западню. Но знаешь, к дьяволу эти разборки. Я занимаюсь всякой херней и пропускаю самое главное.
– Что?
– Тебя, - улыбаюсь и накрываю ее живот ладонью.
– Вас. Это надо исправить, причем прямо здесь и сейчас.
Я подхватываю ее под попу и усаживаю на обеденный стол, встаю между широко раздвинутыми ногами. Вламываюсь
Лишь черти внутри знают, как сильно я изголодался.
– Тимур, - хрипло выдает моя богиня, обвивает руками плечи, сминает пальцами ткань моей рубашки.
– А я думала, ты опять уедешь, исчезнешь, отправишься дальше решать свои дела.
– Шутишь?
Я прихватываю ее губы зубами. Слегка. Сперва верхнюю, после нижнюю. Быстро прохожусь по неровным следам языком. Рык рвется из груди. Это рефлекс. Зверь взвывает, будто оголодавший волк, жаждет немедленно заполучить добычу.
Моя женщина. Моя жена. Любимая. Единственная. До одури желанная.
Пахнет так, что резьбу срывает напрочь, уносит по щелчку. Жадно втягиваю аромат и пьянею, приход ловлю. Ничего и никогда так не вставляло. Только она. Одна.
Будь я даже героиновым наркоманом, мигом бы с иглы соскочил. Да на любые запрещенные препараты сразу бы забил. Я на ней сижу. Круто. Намертво.
Всю ее сожрать хочу. Поглотить. А еще зацеловать, заласкать, затрахать, занежить, затопить в себе. Растворить. Пусть пронизывает жилы и течет по венам. Пусть одурманивает и затуманивает разум. Пусть входит в каждую клетку.
Хотя она и так там. Пробирает до нутра. Глазами этими невозможными. Губами, что манят до дрожи. Шелковистой кожей, которую не могу никак перестать трогать.
Изголодался по ней, истосковался. Пока разбирался с теми грязными делами, очень старался держаться подальше. Границу провел. Даже в мыслях ее не касался. Однако теперь можно. Дорвался. Дождался. И поплыл. Черт раздери, я только прикоснулся, скользнул ладонями по ягодицам, стиснул бедра, а уже готов кончить, разрядиться исключительно от ощущения, что она рядом. Моя. Моя! Заключена в мои объятия. Запечатана. Такая хрупкая. Тонкая. Вкуснючая. Оторваться от нее нельзя. Проще сдохнуть. А вообще - нет, ни хрена подобного. Я буду жить долго. Как и она. Мы достаточно дерьма огребли. Пора счастье пробовать.
– Но много важных вопросов, - бормочет девчонка.
Дугой выгибается, точно кошка. А голос хриплый, гортанный. Под кожу пробирается. Обвивает. Оплетает. И царапает. Чуть. Дразнит. Моя Мурка.
– Нет ничего важнее тебя, - отрезаю.
Закрываю ей рот поцелуем. Не могу удержаться. Да и зачем? Пока мой язык скользит по ее языку, я чувствую себя живым. Энергия так и прет. Разряд за разрядом идет. Прямо в сердце. Чистый ток.
– Ты так и останешься в тени?
– спрашивает она, лишь стоит разорвать контакт.
– Не вернешься к политической карьере?
– А ты как хочешь?
– усмехаюсь.
– Я хочу, чтобы ты занимался любимым делом, - произносит очень серьезно, хмуро сдвигает брови.
– Значит - тобой.
Я припечатываю ее рот новым поцелуем, врываюсь внутрь языком, алчно пробегаю по нёбу, по деснам. Наслаждаюсь тем, как девчонка трепещет под моим напором.
– Тимур!
– заявляет с возмущением и отталкивает меня, глазами сверкает, молнии высекает.
– Я плохо представляю, как ты скрываешься от всего окружающего мира и сидишь взаперти.