Ты найдешь меня на краю света
Шрифт:
— Не совсем. Я решил поиграть в Эркюля Пуаро.
Вкратце рассказывая Бруно о том, что произошло со дня нашей встречи в «Ла Палетт», я понял, что это были очень насыщенные событиями дни. Приключение возле мусорного бака и знакомство с гантелью мадам Вернье, ночная поездка к Солей и загадочная дама, которая спрашивала меня в отеле «Дюк де Сен-Симон», подозрения в отношении Джун и переписка с Принчипессой, Хлебный человечек и мой сон и, наконец, грандиозная идея встретить незнакомку на вокзале.
— Радуйся, что это не Джун, — сухо заметил Бруно. — Ничем хорошим
— Да ладно, — возразил я. — Она уже успокоилась.
— Она как вулкан, — ответил Бруно. — Всегда готова взорваться.
— Бруно, — усмехнулся я, — Джун не такая страшная. Я захожу в метро. Созвонимся позже.
Я хотел завершить разговор, как вдруг Бруно опять что-то закричал в трубку.
— Что? — переспросил я уже на эскалаторе.
— Ставлю бутылку шампанского, что это та самая художница! — повторил он.
— Кто? Солей? Ни в коем случае! Она влюблена в какого-то придурка, который ее не стоит.
— А что, если этот придурок — ты?
— Что ты такое болтаешь? Солей для меня как сестра, — нетерпеливо объяснил я. — Кроме того, это не ее стиль. Солей не будет писать в такой старомодной манере! Она лепит хлебных человечков и занимается магией вуду.
— Ты зашел в ее спальню среди ночи, и на ней ничего не было. Однако она нисколько не смутилась, а на следующий день кризис прошел, и она сообщила тебе, что магия подействовала, — напомнил Бруно.
— Тебе опять мерещатся призраки, — подытожил я.
— Значит, пари? — Бруно не хотел сдаваться.
— Ну хорошо, если тебе так не терпится угостить меня шампанским.
Бруно засмеялся. Я тоже.
— Вот увидишь, — пообещал он.
9
Лионский вокзал — единственный в Париже, где на платформах растут настоящие пальмы. Они покрыты пылью и не очень высоки — сказывается недостаток солнца. Тем не менее они робкие предвестники юга. Потому что с Лионского вокзала поезда отправляются в южном направлении, к Средиземному морю. Кроме того, на первом этаже здания расположен прекраснейший в мире вокзальный ресторан — «Голубой экспресс».
Он назван в честь легендарного «Голубого экспресса», курсировавшего вплоть до шестидесятых годов двадцатого века между Парижем и Французской Ривьерой. Его огромные залы высотой двенадцать метров покрыты роскошными живописными картинами, отражающими разные этапы этого маршрута. Золоченые люстры, орнаменты, статуи и круглые арочные окна — все здесь пронизано духом той великой эпохи, когда мир казался бесконечным, а туристы назывались путешественниками и не спеша двигались к цели, любуясь сменяющими друг друга ландшафтами. Преодоление пространства требовало времени. Нынешняя победа над тем и другим мнима. Можно смотаться на выходные из одной столицы мира в другую, но тело и душа не сразу привыкают к внешним переменам.
Я заходил сюда нечасто. Разве с каким-нибудь с гостем, жаждавшим побывать в знаменитом «Голубом экспрессе». Тогда я приводил его и угощал своим любимым «Шатобриан с соусом беарнез» —
Каждый раз, вступая под эти своды, я снова и снова поражался красоте и изяществу здешних интерьеров. Я любовался фресками с изображениями египетских пирамид, старого марсельского порта, римского театра в Араузионе или Монблана и с сожалением думал о времени роскошных вояжей, ни в какое сравнение не идущих с нашими отпускными турами.
Tempi passati! [23] Большие круглые часы на задней стене показывали четверть двенадцатого. Я вошел в зал, оглушенный царившим в нем шумом.
Большая группа туристов расположилась в темно-коричневых кожаных креслах за накрытыми белыми скатертями столиками и поглощала блюда из обеденного меню. Это были добродушные, упитанные голландцы. Шумные и отчаянно размахивающие вилками, они являли собой контраст благородному спокойствию зала. Щелкали фотокамеры, кто-то опрокинул бокал вина, пьяные разговоры сопровождались громовым хохотом.
23
О прошлое! (ит.)
Как зачарованный глазел я на жующую, жестикулирующую, галдящую публику. Она казалась мне одной гигантской молекулой, атомы которой колебались вокруг фиксированных точек. В одежде преобладал общепризнанный туристский стиль: футболки без рукавов, шорты и спортивная обувь из гортекса на толстой подошве. В поездке нужно развлекаться, элегантность путешественнику ни к чему.
Сезанн повизгивал от радостного возбуждения. Он высунул язык, и я подтянул поводок, прежде чем он успел добраться до ноги какого-то голландца. Мой пес любит лизать человеческое тело.
Я шел из одного зала в другой по красной ковровой дорожке, протянувшейся через весь ресторан. Оглядывал столики справа и слева, высматривая в публике знакомое лицо. По-видимому, я пришел слишком рано. Ни один уважающий себя француз не обедает в двенадцать часов дня.
В дальней части ресторана шум поутих. Здесь еще оставались незанятые столики. Я повернул обратно и дошел до бара, прилегавшего к главному залу. Там я занял место и попросил мартини для себя и миску с водой для Сезанна. Я ждал появления Принчипессы.
За соседним столиком завтракали двое мужчин. Нервно глотнув из бокала, я почувствовал легкий голод, хотя по утрам мне обычно хватало чашки кофе.
Я пытался представить себе встречу с Принчипессой и продумывал, что ей скажу. Это оказалось сложно, поскольку я понятия не имел, как она выглядит.
Потом в голову вновь пришли слова Бруно. Я вспомнил, каким многозначительным взглядом провожала меня Солей и ее слова о том, что заклинание подействовало. Я прикусил нижнюю губу. Мысленно я снова и снова возвращался к сцене, которую наблюдал ночью в ее спальне, и мне становилось немного не по себе.