Ты не знаешь меня
Шрифт:
— Solnyshko, Сергей не твой сын. Сергей — собака. Когда-нибудь у тебя будет ребенок, и ты все поймешь. Ты моя дочь, моя плоть и кровь. Все, что я делал, это для твоего же блага. Мы можем забыть разногласия... и все начать сначала. Возможно, я был слишком суров с тобой. Я изменюсь... я буду лучшим отцом. Что ты на это скажешь? — Его голос звучит мягко, ласково, он пытается меня уговорить для своих целей.
— Нельзя уже ничего изменить, ты забрал у меня единственного мужчину, которого я когда-либо желала. Я любила Ноя, папа. Я бы отдала свою жизнь за
— Solnyshko, послушай, — говорит он, и в его голосе не слышится ни жалости, ни раскаяния. Он как всегда пытается мной манипулировать. Как всегда пытается все обернуть в свою сторону. Очередной трюк. Блеф. Он разговаривает так, будто я полная дурочка.
Несколько секунд я молча смотрю на его жалкие попытки достучаться до меня и найти выход из того дерьма, что он создал.
— Ты молода и красива. Ты встретишь другого, — говорит он.
Я направляюсь в сторону рюкзака, который лежит на полу и чувствую, как он неотступно следит за мной взглядом. Я опускаюсь на колени, достаю пистолет, который получила от мужчин Димитрия и снимаю с предохранителя. Поднимаюсь на ноги и направляюсь к нему с пистолетом в руке. Какая ирония, именно отец научил меня стрелять из пистолета.
36.
Таша Эванофф
Если дождевые капли были поцелуями. Я отправил бы тебе ливень.
Если объятия были морями. Я отправил бы тебе океаны.
Если любовь была человеком, я отправил бы тебя к себе!
Шахид Аббас
— Слишком поздно уже, — тихо говорю я.
Мое сердце превратилось в кусок льда.
— Ты вредная бешеная собака. У тебя яд в крови и тебе не присущи все человеческие чувства.
Он пытается высвободиться от веревок, с силой ерзая на стуле, который скрежещет по бетонному полу, что чуть не опрокидывается. Интересно, я как будто наблюдаю за всем со стороны, видя реальный неприкрытый страх, отражающийся на его лице. Он начинает усиленно потеть. Впервые в моих руках находится власть над его жизнью.
Вдруг он перестает пытаться освободиться и берет себя в руки. Он меняет тактику, засмеявшись. Его смех звучит жестко и резко.
— Ты думаешь, это так легко отнять человеческую жизнь? На этом ничего не закончится, даже когда ты нажмешь на курок. Давай я расскажу тебе о кошмарах, которые будут преследовать тебя. Ты никуда от них не скроешься. Убив меня, ты хочешь видеть меня в своих кошмарах? Я клянусь, Таша, что буду преследовать тебя, я никогда не забуду твою неблагодарность. Я буду преследовать тебя до конца твоих дней, а когда ты умрешь, я буду поджидать тебя в аду.
У меня рука трясется, поэтому я перекладываю пистолет в другую руку, пытаясь его удержать.
— Посмотри на себя. Дрожишь как осиновый лист. Ты не убийца. Ты не создана для этого. Так же как и твоя мать-сука. Слабовольные. Давай. Попробуй!
Его слова оказывают на меня странное действие — появляется легкое головокружение. Я с трудом сглатываю и стараюсь все же сосредоточиться.
— Это за Сергея и Ноя, — отвечаю я ему, но голос звучит слабо и неуверенно по сравнению с его громким, агрессивным, наполненным угрозами.
— Прекрати это немедленно, Таша, я обещаю, что последствий не будет. Я спишу твои действия на временное помешательство, вызванное горем из-за собаки. Я даю тебе свое слово. Ты же знаешь меня. Я никогда не нарушал своего слова, да?
Я поднимаю пистолет, направив ему в грудь, палец опускаю на спусковой крючок, крепко сжимая рукоятку, пытаясь собраться с духом.
Он снова меняет тактику.
— Ради Бога, Таша, ты не можешь застрелить своего отца. Какой будет твоя жизнь после этого? Ты хочешь, чтобы моя смерть была на твоей совести? — взывает он.
Чем больше он говорит, тем больше я соглашаюсь с ним.
Но я делаю над собой усилие, вспоминая моего бедного Сергея и Ноя, и пытаюсь вернуть свою ненависть к отцу, но это не совсем работает… только в кино происходит все быстро. Нажать на курок — это сложно. Пот струится у меня по шеи, под подмышками тоже стало мокро. Я выпрямляюсь, закрываю глаза, но мои руки не могут удержать пистолет прямо, они очень сильно дрожат.
— Видишь, Таша, ты не убийца. Теперь послушайся своего папу и развяжи меня. Давай выбираться отсюда. Мы же семья. А что скажет баба, если узнает, что ты сотворила? Ты же разобьешь ей сердце. — В его голосе слышится надежда, и лицо уже не перекошено гримасой страха. Он думает, что сильнее меня. Он думает, что он знает меня лучше, на какие чувства стоит нажать, чтобы выиграть.
И в этот момент я понимаю, что смогу спустить курок. И я также понимаю, что сделаю этого не из-за желания отомстить. У меня даже нет сил злиться на него. Сергея и Ноя уже не вернуть, даже если я убью его. Я хочу нажать на курок, потому что такой человек, как он не должен ходить по земле. Я даже не собираюсь ему говорить, что ба спланировала это вместе со мной. Без ее помощи я никогда бы не смогла осуществить убийство и не попасться.
Возможно, он прав. Я была настолько погружена в свой план, что совсем упустила из виду — реальное убийство требует много сил. Я вдруг ловлю себя на мысли, что запуталась в водовороте всех своих эмоций, и чувствую, как моя решимость ускользает.
— Подумай, что ты делаешь, Таша. Неужели ты думаешь, что не будет расследования? Неужели ты думаешь, что не оставила за собой улик? Ты хочешь провести остаток жизни в тюрьме? Там очень любят блондинок, таких девушек, как ты. Ты хочешь там стать чьей-то сучкой? Именно этого ты хочешь? Ведь у тебя больше не будет походов по салонам и магазинам, а также праздников, а про собаку ты вообще можешь забыть. Единственной собакой будешь ты. Неблагодарная маленькая сучка, обслуживающая жестких, закоренелых преступников. Ты будешь просто дыркой всю оставшуюся свою жизнь. Как тебе такая жизнь, а?