Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове
Шрифт:
…Как началась наша дружба? Трудно на это ответить. Меня поразил весь его облик, его манера говорить, его юмор – всегда неожиданный, его талант. Казалось, я встретил человека, которого знал и не знал, близкого и полного неожиданностей. Это чувство не покидало меня всю жизнь. А ему, верно, нужен был друг, влюбленный в него, верящий в его творчество, да еще человек театра. Чувство театра, любовь к театру были в Светлове неугасимы.
Наш театр, наши люди, очевидно, понравились Светлову. Надо сказать, что в составе режиссуры театра в то время, помимо огромного режиссера Лобанова,
Светлов стал в театре частым гостем. Его очень полюбили, стали «эксплуатировать»: просили писать эпиграммы для стенгазеты, что, естественно, сразу по выгнало интерес к ней. Он охотно исполнял наши просьбы. Светлов нашел в нашем небольшом театре свой творческий дом. Мы затеяли пьесу. Это была «Сказка».
Ближе к выпуску спектакля, как это часто бывает, не хватало времени. Созвали актеров и сказали, что необходимо провести одну-две репетиции в ночное время. Некоторые стали возражать: утром репетиция, вечером спектакль, а тут еще ночью репетировать!
И тогда неожиданно выступил Светлов. Он сказал примерно следующее:
– Я ничего не понимаю. Когда я иногда сижу над стихотворением целую ночь и не замечаю, как наступило утро, это же счастье! А вы возражаете, чтобы репетировать до трех часов ночи? Странно…
Он пожал плечами и сел.
Это высказывание возымело свое действие.
В то же время «Сказку» готовил к постановке один ленинградский театр. Светлов поехал на премьеру. Мы очень волновались. Я просил Михаила Аркадьевича сразу же после спектакля дать телеграмму: как прошло, доходит ли до зрителя пьеса и прочее. Через день телеграмма пришла. В ней было одно слово: «УЖА-ААС!» (через три «а»). Спектакль провалился.
В газете «Советская культура» появилась статья, где подвергался критике не только спектакль, но и пьеса. Наш театр получил официальную бумагу с предложением прекратить работу над пьесой Светлова. Посоветовавшись с товарищами, мы решили работу продолжать. И победили. Спектакль имел огромный успех. «Сказка» пошла во многих театрах страны. Это было в 1939 году.
Тут же возникла мысль о новой пьесе. Михаил Аркадьевич вернулся к годам своей юности и написал пьесу «Двадцать лет спустя». Этот спектакль был осуществлен в 1940 году и имел не меньший успех, чем «Сказка».
Я не могу рассматривать здесь такой большой и сложный вопрос, как драматургия Светлова, или, как по праву сказала Ольга Берггольц, театр Светлова. Каковы приметы этого театра, стилевые особенности, как играть Светлова, как ставить- все это проблемы весьма важные, они ждут своего исследователя.
Светлов протоптал свою тропинку в русской советской драматургии. Его театр диктует свои законы, свои ходы. Театр Светлова до сих пор остается неосвоенной страницей в великой книге нашей драматургии.
Пьесы Светлова отражают главные этапы жизни советского общества. Не по времени их написания, а по вехам. Гражданская война – «Двадцать лет спустя». Эпоха первых
Светлов создал галерею оригинальных характеров, и почти в каждом из них живет частица его самого. Прочтите стихотворение Светлова «Тайны» – и вы поймете, как он стремился проникнуть в жизнь, в душу каждого человека. Нам, артистам и режиссерам, предстоит разгадывать тайны созданных им характеров и воплощать их на сцене.
В 1939 году я не видел ленинградского спектакля «Сказка» и не знаю, в чем причина его неудачи. Но потом мне пришлось знакомиться с множеством других светловских спектаклей и уже совсем недавно, в одном молодом периферийном театре,- «Двадцать лет спустя». В ткань пьесы Светлова были введены стихи Павла Когана и песни Булата Окуджавы. Не хочу ругать этот театр – он делает благородное дело, популяризируя творчество Светлова. И многое делает талантливо. Но ведь никому не придет в голову, ставя Чехова, вкрапливать для яркости, что ли, диалоги из Островского. Зачем же так обращаться со Светловым? Надо пытаться ставить именно Светлова, проникая в его смысл, в его скупые диалоги, таящие порой огромное содержание, глубокий подтекст. Надо окунуться вслед за автором в ту жизнь, откуда он почерпнул свои удивительные образы, взглянуть на них глазами автора и только тогда отважиться на собственное – режиссера, театра – решение. Это трудно.
В пьесах Светлова, как правило, нет или почти нет сюжета, то есть естественного интереса: что будет дальше? (Кроме «Сказки».) Значит, держать внимание зрителя ходом интриги невозможно. Это понимают все. Да и сам Михаил Аркадьевич всегда признавал это и даже горевал об этом своем «недостатке».
Пьесы Светлова написаны поэтом. Они сильны своей атмосферой, обаянием. В каждой пьесе герои читают стихи, поют песни, и порою начинает казаться, что ставить эти пьесы и играть их надо как-то особенно, возвышенно. Здесь и начинается главное заблуждение.
Как это – играть возвышенно? Поэтически?
Строй мыслей у человека может быть высоким и даже поэтическим. Но ведь сам-то он этого не знает, иначе он сразу станет позером. Светлов в жизни был прост и естествен. И лишь строй его мыслей, мир его чувства, его поведение были высокими. Я вовсе не зову к натурализму – избави бог! Но только через жизнь и обязательно через воплощение характеров, подсказанных Светловым, находя каждому индивидуальное выражение, создавая атмосферу подлинности той жизни, которая продиктована автором в пьесе, можно прийти к поэтическому спектаклю.
Светлов в своей драматургии – реалист не на подножном корму, а реалист-мечтатель, фантазер, романтик. Только – что понимать под словом романтик? Помню, когда-то, очень давно, он обронил неожиданную фразу:
– Романтика без цинизма невозможна.
Я не сразу понял, что он хотел сказать. Он ответил, что без трезвого, острого взгляда на явления жизни романтика может обернуться слащавостью и мнимой поэтичностью. Произойдет подмена – возникнет пошлость, этого он терпеть не мог. Это было ему противопоказано.