Ты теперь мой враг

Тесса Тиана

Юдин берет ручку и по обыкновению, совершенно невозмутимо, принимается что-то писать в блокноте. И скорее всего, собирается разыграть передо мной очередное представление с молчанием, но я здесь не за этим. Подхожу прямо к столу, звучно кладу перед ним листы и наблюдаю за его реакцией.

Сначала Мирослав внимание как будто не обращает, дописывает строчку, потом бросает мимолетный взгляд на бумаги, переводит его на меня, а я сажусь перед ним на стул.

И когда озвучиваю свои требования, ловлю удивление в глазах.

— Ты меня поражаешь,

Лика, — не скрывает он недоумения. — Думаешь, эта бумажка сможет меня остановить? — кидает он взгляд на письмо Виктора Новак. — Люди пошумят и успокоятся, а я останусь. Насчёт остальных не уверен, — Мирослав пренебрежительно ухмыляется.

— Вы подумайте. В случае восстановления наследия района вы выручите некоторые средства, жители требуют немного: они хотят восстановить то, что уцелело, сделать парк, отреставрировать музей, есть перечень того, что они выдвигают, если же на этом месте возобновится строительство «Эдванс», вы потеряете всё. У меня есть основания с так называемым шумом дойти до вышестоящих.

Мирослав прищуривается, он не может не заметить, насколько спокойно и уверенно я произношу свою речь, у меня не только нет страха, внутри обосновывается чувство, что план осуществится, я знаю это. А всё потому, что мне нечего терять, у Мирослава же на кону большие деньги. И репутация.

— И где гарантия, что ты уничтожишь документ о запрете на строительство?

— Пришлю видео, как он горит, — усмехаюсь. — Вы же любите подобные зрелища. Поджигать, взрывать…

Мирослав замирает, а я резко поднимаюсь места.

— Вы ошиблись. Оригинал письма не Демид нашёл, и не он вас шантажировал.

— Значит, всё-таки, Астахов, — пожимает плечами Мирослав, снова обращая внимание на блокнот, напротив одного из пунктов он ставит ставит знак «плюс». Берет телефон в руки, поднимает на меня взгляд вновь: — Минуточку, срочные дела.

Звонит кому-то и просит зайти через десять минут. Надеюсь, Глеб уже далеко.

— Ваши методы бесчеловечны… — перевожу дыхание, быстро беру в себя в руки и добавляю: — Я вам никогда не прощу Демида, — бросаю сверху вниз и впервые ощущаю себя выше, несмотря на то, что могущество этого мужчины сомнений не оставляет. Но сейчас во мне ключом бьёт мысль: не всё можно купить, Глеб чертовски прав. Информация — невероятна своей силой. И здания возвести позволяет, и стены разрушить.

— Ты многого не знаешь, Лика, — выдержав паузу всё же разрывает зловещую тишину кабинета мужчина.

— Например, того, что вы убили моих родителей?

Он наклоняет голову. Хмурится, но ни единой эмоцией больше не выдаёт себя.

— Это был несчастный случай. Авария.

— Возможно, были свидетели.

Молчание. Лишь взгляд в упор и холод в глазах.

— Это был несчастный случай, Лика. Они разбились, и поверь, я меньше всего на свете хотел её потерять.

Качаю головой. Мирослав ещё не знает, что документ мой не последний козырь.

— Но мне нравится твоя позиция, — он говорит серьёзно, одобрение

сопровождается самоуверенным спокойствием. — И смелость. Заходи как-нибудь ещё, поболтаем, — словно издевается, произносит он в дружеской манере.

Плевала я на его похвалу и его дружелюбие меня не волнует, поэтому отворачиваюсь и иду на выход, лишь у двери останавливаюсь, оборачиваюсь и бросаю фразу, от которой Юдин приходит в настоящую растерянность. А потом выхожу.

Он меня не тронет.

И на условия мои не пойдёт, очень хорошо это понимаю с самого начала. Моя цель не шантаж, между строк личное. Просто хочу, чтобы он знал, почему я это делаю.

Я так увлечена своими мыслями, что не сразу замечаю пристроившийся за мной тёмный джип, а когда он обгоняет и буквально останавливает, замедляясь, принимается колотиться сердце. Если это кто-то от Юдина… Готовлюсь сорваться с места, вцепившись в руль, но со стороны водительской двери появляется Бронский-старший и направляется в мою сторону. Выдыхаю, и вскоре тоже выхожу из машины.

Отец Демида молчит, а потом произносит:

— Что ты хочешь взамен?

Значит, уже знает, что я не отдала бумаги. Мне от него в принципе ничего не нужно. Я разглядываю темные глаза и всё же произношу:

— Когда проект «Эдванс» закроют, будьте готовы выполнить условия тех, кто хочет восстановить район как культурное наследие. Вы, конечно, можете выждать время и восстановить прибыльный проект, — говорю прекрасно понимая, что большие деньги творят чудеса, и далеко не каждый откажется от проекта, как собирался сделать Демид. Я выдерживаю паузу и добавляю: — А можете пойти навстречу народу. Выгоды вам от этого никакой, но уверена, сын бы вами гордился.

Бронский-старший смотрит серьёзно. Я не знаю, какое решение он примет, просто надеюсь, что в нём осталось что-то хорошее, схожее с Демидом.

— Не думаю, что его прикроют, — горько усмехается. — Но я тебя понял.

Он уходит, а я так и смотрю ему вслед какое-то время.

* * *

А у подъезда меня ждёт ещё один сюрприз. Ирина стоит прямо у входа, её волосы беспорядочно разбрасывает по плечам ветер, косметики на женщине почти нет, в ярком солнце замечаю морщинки у края глаз. Сегодня она без лоска, такая, какая есть.

— Привет, Лика, — говорит Ирина, и я останавливаюсь. — Ты не отвечаешь на звонки.

Вспоминаю про телефон и что отключала звук, достаю мобильный из сумки и действительно вижу пропущенные.

— Всем я внезапно понадобилась, — усмехаюсь, но Макарова возражает.

— Я звонила тебе раньше… — осекается, замечаю, что она сдерживает эмоции. — В тот день. Демид… оставил для тебя послание, просил передать.

И если минуту назад я нетерпеливо всем видом показываю, что спешу скорее пройти, то теперь сама хочу, чтобы Ирина продолжила говорить. Смотрю с надеждой, боюсь пошевелиться, будто у этой женщины в руках единственная нить, связывающая меня с ним.