Ты теперь мой враг
Шрифт:
— Уверена, вы найдёте неплохого специалиста.
— Мне было интересно понаблюдать именно за вами, — не реагирует Юдин на мою реплику.
Он берёт массивную записную книжку с позолоченным краем, которая лежит тут же, на столе, из футляра достает ручку и принимается что-то писать. Как будто меня здесь нет.
— И что во мне такого интересного? — нарушаю тишину. Юдин поднимает взгляд. Снова бросает на блокнот, словно перечитывает написанное. Закрывает его и откладывает в сторону:
— Мы можем быть друг другу полезны, Лика. У вас неважно
— Не понимаю, зачем это вам…
И это действительно так. Не может такой человек помогать безвозмездно, просто не может. Прибавить сюда его славу и интерес к моей персоне становится тем более странным. Почему именно я?
— Вам, это нужно в первую очередь вам. Это бизнес, взаимовыгодное сотрудничество. А я всегда найду способ действовать.
— И всё же, привезли меня сюда не рассказывать о моих перспективах.
— Мне нравится, как вы мыслите, Лика, — получаю внезапный комплимент, но радоваться не спешу. Скорее всего, речь не о моих умственных способностях, а о том, что я снова веду туда, куда он и клонит. — Сегодня должна состояться важная сделка. Она вполне рядовая, но мы решили подстраховаться. Пара часов, и вы можете быть свободны.
— Глеб должен что-то подписать? И после меня отпустят?
Кажется, Демид передавал ему какие-то документы, а сам Глеб утверждал, что пойдет на все их условия. Тут же возникает простая мысль, что если Демид тоже к моему похищению причастен?
Он знает про дела Юдина, и сомнений, что бывший с ним заодно всё меньше. И все же, Глебу он советовал меня не выпускать. Голова идет кругом, то, что Бронский не просто дизайнер я уже поняла, только пока что не понимаю, он мой защитник или всё же враг?
Мирослав молчит, и я понятия не имею, попадаю ли в точку. А отвечать он, по всей видимости, не собирается.
— Кстати, насчёт Астахова. Передавайте ему привет.
— Это вряд ли, — ухмыляюсь и совсем не ожидаю, что прозвучит в следующую секунду.
— К Глебу вам придется вернуться.
Теперь я застываю. Меня поражает не только факт того, что он в курсе наших разногласий, а сама просьба. Предложений не прозвучало, как и того, что именно мне нужно сделать, ведь для чего-то это требование звучит.
— Ничем не могу вам помочь.
Отвечаю сухо. Просто не могу поверить в то, что слышу. И не только то, что я не собираюсь ничего выяснять, а тем более доносить, меня останавливает. Тут же вспоминаю затуманенный взгляд, холодные руки, безумный шёпот, как Глеб держал меня, целовал, против воли, против себя самого…
Возвращаться я не собираюсь, это не обсуждается даже, но ведь за этим должно последовать какое-то условие. Но его нет.
— Что ж, тогда вы нам не нужны.
Говорит так просто, словно предлагает мне выпить кофе, а я отказываюсь. Ожидаю угроз, ультиматумов,
— Мои люди объяснят, как и когда вы сможете отсюда выбраться.
Юдин указывает на дверь, он отпускает меня?
— Вы говорили, у вас ко мне вопросы.
Он ухмыляется:
— Вы на них уже ответили.
— Я могу идти?
— Да.
Поднимаюсь, делаю шаг назад:
— До встречи, Лика, — слышу голос Мирослава, сквозь гул в голове.
Киваю и иду на выход.
Нахожусь в прострации, ноги наливаются свинцом, не знаю почему, но чувствую, что меня не отпускают, а подписывают приговор, и чем ближе к двери, тем больше охватывает оцепенение. Уже взявшись за ручку, застываю. Резко оборачиваюсь:
— Почему вы так просто меня отпускаете?
И этот вопрос для него не неожиданность. Он знает, что я его задам. Он хочет на него ответить:
— Потому что скоро, — он делает паузу, откладывает ручку, которую держал всё это время в руках. Она со звоном ударяется о столешницу, и по кабинету от звука прокатывается эхо, — вы сами к нам придете.
За дверью меня уже ждут. Два парня из охраны Юдина даже вслух ничего не произносят, просто указывают жестом, что я должна следовать за ними, третьего среди них нет, и это с одной стороны радует — Иван не вызывает у меня приятных чувств, впрочем, ни к кому здесь симпатию не испытываю, хотя пока что все со мной нарочито вежливы. Это и смущает.
Вскоре мы оказываемся в небольшом помещении: комната чуть вытянута, по одной стороне диван, напротив два кресла и журнальный столик, окно одно, через прикрытые жалюзи заметно, что совсем скоро рассвет.
Я занимаю одно из кресел, на диване устраивается тот, который, по всей видимости, из этих двоих главный, какое-то время он поглядывает на меня с интересом, но попытки его разговорить заканчиваются ничем: мужчина утверждает, что беседы запрещены, и на этом всё.
Мой второй «охранник» стоит у двери и тоже особых эмоций не выражает, и на мои простые вопросы отвечает сухо. Да, какое-то время пробуду тут, нет, выходить нельзя, дамская комната здесь же, он при этом указывает на небольшую дверь. У парней явно интересные инструкции, потому что тот, который сидит напротив, замечает мой интерес:
— Лика, нас предупредили, что вы неплохой психолог, поэтому оставьте свои фокусы, а лучше просто расслабьтесь, как только поступит приказ, вас отпустят.
— Я педагог, — поправляю парня, он поднимает брови, разницы, видимо, не прочувствовав, и теперь просто опираюсь спиной на кресло. Только сейчас понимаю, как сильно устала.
Веки тяжелеют, и бороться с подступающим бессилием становится всё сложнее. Я даже не могу толком проанализировать происходящее, хочется выстроить логическую цепочку, собрав воедино события последних дней и причастность к ним Юдина.