Ты только живи
Шрифт:
Пока грелась вода, я распаковал вещи, повесил на вешалки рубашки, сунул в ящик шкафа пакет с носками, положил в холодильник несколько банок консервов, упаковку кубиков «Мэгги», пару пачек вермишели и палку копченой колбасы. Потом умылся, почистил зубы.
Попив кофе и протолкнув в себя один бутерброд, я вышел на балкон.
Было по-утреннему прохладно, хотя, как я заметил еще в Афинах, зима в Грецию явно не спешила. Небо было совершенно чистым, поднимающееся солнце окрасило черепичные крыши домов в пронзительно-коричневый цвет.
Вдоль
— Гутен морген, Йорго, — поздоровался я, он выпрямился и ответил.
Слева от меня метрах в двухстах виднелась широкая темно-синяя полоса моря, на горизонте высилась скалистая громада острова, подернутая утренней дымкой.
— Самотраки? — спросил я, указывая пальцем.
— Нэ, нэ, — кивнул он, снова склоняясь над грядкой.
Я еще раз окинул остров пристальным взглядом — как соперника перед схваткой — и вернулся в комнату. Оставил на возможные расходы несколько купюр по пять — десять евро, остальные, подумав, свернул в трубочку и засунул в пакет с носками.
Оделся, похлопал себя по левой стороне куртки, проверяя наличие бумажника, и отправился навстречу приключениям.
И правда, какой детектив без приключений? Л пока все развивалось как раз по канонам данного жанра: клад на острове, авантюрист, отправившийся на его поиски и сгинувший без следа, свидетельница, подевавшаяся куда-то в самый разгар столь драматических событий. И, конечно, щепотка «специй» в виде загадочной газетной заметки, сделавшая «блюдо» еще более острым.
Размышляя над извивами судьбы, волею которой я оказался там, где оказался, я вышел на главную улицу.
Такси пришлось ждать минут десять. Наконец возле меня тормознула желтая машина.
Я сел рядом с водителем.
— Гутен морген.
— Ясос, — кивнул он.
— Леофорос Демократиас.
— Дакси, — произнес он и что-то спросил.
Ясное дело, номер дома.
Я вытащил ручку, блокнот и написал 133.
— Дакси, — вновь проговорил он, из чего я заключил, что это слово равноценно общеизвестному «о'кей».
Он переключил передачу.
Десять минут спустя я стоял напротив аккуратного двухэтажного дома и созерцал список его обитателей.
Дом был оборудован домофоном; судя по надписям рядом с кнопками звонков здесь проживали «L. Stampouli», «G. Kesidis», «A. Kazakis» и искомая «S. Stefanu».
Я посмотрел на часы — не слишком ли рано? — и нажал нужную мне кнопку.
В такси я на всякий случай придумал легенду: я — инженер российской компании «Интергаз», работаю в Греции на строительстве компрессорной станции. Знаком с женой Дмитрия Захаропулоса, которая и попросила навестить его. Откуда адрес? Да от нее самой. Выглядело все достаточно правдоподобно, разве что слово «навестить» следовало заменить на «разыскать».
Где-то внутри прозвучал звонок.
Никто не откликнулся. Замок не щелкнул. Дверь не открылась.
Я вновь прижал кнопку.
С тем же результатом.
Что
Ладно, возьмемся за соседей. Я нажал кнопку «L. Stampouli».
Ничего.
«G. Kesidis».
В переговорном устройстве что-то щелкнуло, и раздался мужской голос.
— Пуйне София Стефану? — спросил я.
В ответ послышалась длинная фраза, произнесенная, как мне показалось, с некоторым раздражением, после чего мой собеседник отключился. Что он там сказал? В моей интерпретации — что-нибудь вроде: «Ходют здесь всякие ни свет ни заря, спать мешают!» или «А какого черта вы мне звоните, если вам она нужна?!».
Ладно, в запасе у меня оставался еще «А. Kazakis».
Увы, он — или она? — тоже не ответил.
Честно говоря, к такому обороту событий я готов не был. Хотя бы потому, что не предвидел наличие домофона. Попробовать еще раз поговорить с этим Кесидисом? Или подождать какое-то время и отловить двух отсутствующих жильцов?
Я остановился на втором варианте. В конце концов, эти люди могли быть просто на работе, отлучиться в магазин или, скажем, повести детей в школу.
С этими мыслями я пересек леофорос Демократиас и в просвете какой-то боковой улочки увидел море. На набережной возвышалась башня маяка. У его подножия было устроено нечто вроде каскадного фонтана, по белым ступеням которого вяло струилась вода.
Я сел на одну из скамеек, откуда открывался вид на порт, мимо которого мы проезжали вчера. В гавани резво сновали небольшие рыбацкие лодки, слегка покачивали мачтами две или три яхты. С берега доносился запах рыбы и гниющих водорослей.
Надо признать, что-то с самого начала пошло не так.
17
Где-то около одиннадцати дня я вернулся к дому.
Стало так тепло, что я даже расстегнул куртку. Утро не обмануло: день, несмотря на календарную зиму, выдался почти весенний. Уличный градусник показывал +15. Если у них такая зима, чего тогда ждать от лета?!
Для очистки совести я вновь придавил кнопку «S. Stefanu» и, не дождавшись ответа, решил потревожить «L. Stampouli». Вслед за звонком, прозвучавшим, как мне показалось, на втором этаже, послышался собачий лай. Потом в домофоне раздался легкий щелчок, и женский голос произнес:
— Нэ?
— Паракало, пуйне София Стефану? Битте, во ист София Стефану? — выдал я на одном дыхании.
К моему изумлению, после небольшой паузы замок щелкнул, и я, помедлив самую малость, вошел в светлый и чистый подъезд. Со второго этажа послышался скрип открываемой двери.
Я поспешно поднялся наверх.
На площадке стояла худенькая, с остреньким носиком старушка лет семидесяти в темном халате с гладко зачесанными назад крашеными волосами. У ее ног вертелась рыженькая собачка, похожая на лисичку. Впрочем, это животное напоминала и сама хозяйка.