Ты только живи
Шрифт:
Тут я подумал, что изначально начинаю без оснований подозревать в чем-то господина Теодориду. Почему напряженность? При чем здесь настороженность? «Тоже мне, психолог доморощенный!» — обругал я себя. Ну разве не может это просто быть досадой человека, у которого за время отсутствия в редакции скопилась гора всяческих дел и который вместо того, чтобы заняться ими, вынужден терять время неизвестно на что и неизвестно зачем?
— Итак? — начал он, когда мы уселись у окна уютного, но совершенно пустого кафе, заказав по
— Белоруса, — поправил я. — Дмитрия Захаропулоса.
— Белоруса, — согласился он. И добавил: — Смешно, конечно: белорус с такой фамилией.
— Он из понтийцев. То есть его отец. Просто они когда-то переехали в Беларусь. Я — друг жены Дмитрия. И она просила меня выяснить все как можно подробней.
— Ну, насчет подробней не уверен. Но что знаю, скажу. Спрашивайте.
— Как это произошло?
Он усмехнулся.
— Как? Если бы я знал… — он полез в карман за сигаретами.
— Но ведь вы написали…
— Написал только то, что мне стало известно.
— Как? Как стало известно?
Теодориду положил на столик полупустую пачку, похлопал себя по карманам.
— Черт, зажигалку забыл. У вас нет?
— Я не курю.
Он повернулся и сказал что-то по-гречески девушке, стоявшей за стойкой. Та принесла ему коробку спичек.
Журналист затянулся, отпил глоток кофе.
— Как стало известно? Да совершенно случайно. Я поехал на Самотраки. Знаете, на выходные там можно неплохо отдохнуть — природа и все такое… В сентябре погода еще ничего, хотя туристский сезон уже заканчивается. Остановился в Лаккоме, это такая небольшая рыбацкая деревушка, там у меня знакомые. Они и рассказали мне, что накануне нашли выброшенную на берег лодку, которую взял на время проживавший у них иностранец.
«Интересно. Дмитрий приехал искать клад на суше, но зачем-то взял лодку».
— Почему же они решили, что она принадлежит… то есть что на ней плавал Захаропулос? Кстати, а откуда вы узнали его фамилию?
— Рыбаки и сказали. Он же должен был как-то представиться, верно? Да, так вот: поскольку он снимал у одного из местных комнату, они и решили, что, вполне возможно, имел место несчастный случай: он пропал за два дня до этого.
— Как пропал?
— А вот так. В самом, так сказать, прямом смысле слова. Не вернулся.
— Может, романтическое рандеву?
— Да нет, после этого он вообще не появился.
— Кстати, о женщинах. Он приехал на Самотраки один?
— Скорее всего. По крайней мере, никого другого с ним не видели.
«Значит, он был на острове без Софии?»
— И чем он там занимался?
— Ну, наверное, тем же, чем все остальные туристы: отдыхал, осматривал достопримечательности. Знаете, Греция такая страна, где каждый камень под ногами — уже история.
— Сколько пробыл на острове Захаропулос
— Точно не скажу. По рассказам деревенских, несколько дней.
— Полиция проводила расследование?
Теодориду пожал плечами.
— Не думаю. Для этого, по крайней мере, надо заявление. Или, простите, труп.
«Кажется, Инна говорила, что заявление было».
— А что, заявления не было? От жителей? Ну, от того, у кого Захаропулос снимал комнату?
Журналист равнодушно проговорил:
— Может и было. Но если честно, кому это нужно? Всем, знаете, и своих забот хватает. К тому же предположения к делу не подошьешь: а вдруг он просто уехал, не попрощавшись? Как говорится, по-английски. Правда, лодка… н-да… Но все равно глупо предполагать, что полиция при помощи водолазов начнет прочесывать дно Эгейского моря. Простите.
Теодориду помолчал и уже с некоторым раздражением добавил:
— Если вы хотите знать, проводил ли я, так сказать, журналистское расследование этого происшествия, то скажу сразу: нет. Зачем мне это было надо? Заметка в десяток строк. Я ее даже не подписывал.
«Зачем же ты тогда вообще писал ее?» — подумал я, чувствуя нарастающее разочарование. Разговор с «первоисточником» мне решительно ничего не дал. И напрасно я искал в манерах журналиста что-то подозрительное, настораживающее. Просто он заранее знал, что разговор окажется потерей времени — и для него, и для меня.
Так оно и вышло.
Теодориду допил свой кофе и нетерпеливо посмотрел на меня. Пора, дорогой, и честь знать, читалось в его взгляде.
Александруполис — город маленький. Чем черт не шутит. А вдруг?..
Я достал из бумажника фотографию супруга Инны.
— Это и есть Дмитрий Захаропулос. Может быть, вы случайно встречали его в городе?
Журналист скользнул по снимку равнодушным взглядом.
— Как говорили в старое время, не имел чести видеть.
Мы поднялись.
— Уж простите меня, — проговорил он, когда мы вышли на улицу. — Ничем не смог вам помочь.
— Ничего. Это вы простите меня, — вежливо откликнулся я, — что отнял ваше время.
И великодушно простив друг друга, мы распрощались.
23
Встреча, на которую я возлагал такие большие надежды, не принесла мне ничего.
Правда, теперь я знал наверняка, что Дмитрий действительно побывал на Самотраки и провел там несколько дней, что скорее всего он был там один — или не афишировал личности своей спутницы, которая, может быть, сняла жилье где-то в другом месте.
Жаль, что я не спросил Теодориду, остались ли в комнате после исчезновения супруга Инны какие-то вещи. Если остались — значит, он действительно утонул. Впрочем, журналист мог и не знать об этом — зачем, как он выразился, это ему было надо?