Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

Злобин Владимир

Тогда Смоленскому казалось, что ему отвечает любовь. На самом деле — это был голос смерти.

«Милый, я слышу, слышу, Милый, спасенья нет!»

Тот же голос ему нашептывает и теперь:

Все яснее сознанье, что сердце напрасно любило, Иль любило не так, иль не то, и что сердце мертво, Что надеждой твоей и любовью, мой ангел бескрылый, Ты смертельною болью напрасно терзаешь его.

Но

этого мало. Чувствуя близость победы, чудовище начинает наглеть, издевается:

Где наше счастье, Любовь моя? В разверстой пасти Небытия.

Или на другой лад:

Надгробное рыдание, На все вопросы ответ, Исполнены все обещания — Смерти нет.

Пока не раздается крик:

…………………………. Заройте меня, заройте, Не мучьте больше меня.

Силы приходят неизвестно как и откуда. Медленно встает из праха человек и обращается против Того, Кого считает виновником своих бед:

Ты отнял у меня мою страну. Мою семью, мой дом, мой легкий жребий. Ты опалил огнем мою весну — Мой детский сон о правде и о небе. Ты гнал меня сквозь стужу, жар и дым, Грозил убить меня рукою брата, Ты гнал меня по всем путям земным, Без отдыха, надежды и возврата.

………………………………………..

И нет конца — Ты мучишь вновь и вновь, И нет конца и нет тоске названья — Ты отнимаешь у меня любовь, Последнее мое очарованье.

…………………………………………….. Вот тяжело встает моя душа Тебе наперекор, Тебе навстречу, Пускай едва жива, пускай едва дыша, Но вечная перед Тобой Предвечным. И там, в Твоем аду, и здесь, с Тобой в борьбе, За все спасенье и за все блаженство, Вот эту страсть, вот это совершенство Моей любви не уступлю Тебе.

«Нет», наконец, сказано. Кому — Богу ли, как думает Смоленский, или тому двуликому существу, что устроилось на его месте, богодьяволу-дьяволобогу — все равно. Важно, что это «нет» сказано, и сказано так, что черти в преисподней вкупе со своим хозяином поприжимали хвосты. И сразу все меняется. «Волшебно легко распадается клетка судьбы», и освобожденная душа вернулась из ада на землю, которая для нее отныне уже не лежит в лучах смерти.

Тихо запад розовеет, В сердце чисто и светло, И легко мне в очи веет Ночи звездное крыло.

И ночь уже не таит в себе, как прежде, несказанных загробных ужасов, от которых волосы на голове вставали дыбом.

Вот ночь пришла и в месяце

двурогом Небесная уснула тишина… О, этот кубок, поднесенный Богом, Я выпью с наслажденьем и до дна.

И осень, всегда напоминавшая о смерти, прежних чувств в душе уже не вызывает.

…………………………………………… Как осень несказанно хороша, Как смерть близка к бессмертию и Богу.

Страх смерти — страх, что здешний, временный ад перейдет в вечный, в вечные муки, исчезнет и, может быть, с прежней силой не вернется никогда.

Какое нам дело, что где-то есть сумрак могильный И что у Распятья горит гробовая свеча.

Вспоминая свое прошлое, Смоленский замечает:

Вся жизнь, как дым. Остался только Бог, —

и дает мудрый совет:

Не стремись к земным вершинам, силы Береги для тех, иных высот, Где над бездной Херувим поет, Где царят Престолы, Власти, Силы.

И вот, наконец, «Монблан» — из всех стихотворений Смоленского, может быть, самое совершенное:

Он над разорванною тучей Сияет в золоте лучей, И равнодушный и могучий. Над миром страха и страстей. И мудрое его молчанье, И голубая белизна, Как вечное напоминанье О том, что только вышина И чистота бессмертны в мире — Все остальное мгла и дым, Как туча эта, что все шире, Все тяжелей ползет под ним.

И вдруг на этой почти недосягаемой высоте, где все так прекрасно и совершенно, хотя чуть-чуть холодновато, — неожиданная тоска по «юдоли дольной», по не страшному, в сущности, земному аду, который, как это ни странно, в каком-то смысле к раю ближе, чем сияющий ледяной Монблан, и от которого, увы, осталось одно воспоминание:

Осталось немного — миражи в прозрачной пустыне, Далекие звезды и несколько тоненьких книг, Осталась мечта, что тоской называется ныне, Остался до смерти короткий и призрачный миг. Но все-таки что-то осталось от жизни безумной, От дней и ночей, от бессонниц, от яви и снов…

И странно, будто из другого стихотворения:

Есть Бог надо мной, справедливый, печальный, разумный, И Агнец заколот для трапезы блудных сынов.

Толковать эти строки, очевидно, следует так: от некогда несметных богатств души остались жалкие крохи:

Все давным-давно просрочено, Пропито давным-давно, Градом бито, червем точено, Светом звездным сожжено.