Тяжелые тени

Заяц Владимир Аполлинарневич

Вот на последнем занятии в перерывах такие анекдоты рассказывали, что живот от смеха можно было надорвать. Жаль только, что не все они запоминаются. Но вот последний специально запомнил. При случае надо рассказать в отделении. Как он там начинается? Ага!.. Это из серии тюремных. Проверяющий спрашивает у политического: нет ли претензий? Тот жалуется, что надзиратели бьют до крови. И тут проверяющий - остроумный парень!
– отвечает, откуда у вас кровь? Вы же везде кричите, что из вас всю ее власть имущие высосали!

И

собственный каламбур о землянине надо не забыть при случае обронить. И в самом деле, умен, а дурак. Почему он так сразу поверил, что девица Интиль у нас?

Машина резко затормозила, круто взяла влево, и Синь-цития-доду прижало к твердому, словно камень, телу землянина. Син-цитий с раздражением подумал, что эта мерзкая лихаческая привычка полиц-водителя к добру не приведет. На прошлой операции из-за резкого поворота он так ударился боком о дверную ручку, что до сих пор трудно дышать. Но ничего, когда придет время очередной раз подписывать аттестационный лист, он ему сделает. Он ему напомнит!

На лице землянина появилась брезгливая гримаса, и он тыльной стороной ладони отодвинул от себя полицейского. Рука землянина коснулась травмированного ребра, и Син-цитий-доду охнул от боли. "А еще гуманисты!" - со злобой подумал полицейский офицер. Особенно его раздражало, что абсолютно ничего-превентивного по отношению к этому опасному существу делать нельзя. Таков приказ!

На инструктаже по спецориентировке Прим-полицейский объяснил им, что если землянин задаст вопрос, по какому праву его задержали, то следует крайне вежливо объяснить, что все делается для его же безопасности. Надобно намекнуть, что ему угрожает террористическая группа.

Но землянин вопросов не задавал, всю дорогу молчал.

Наконец машина остановилась и землянина вывели.

Солнце было уже не красным, а налилось слепящей белизной. Его четкие контуры смазались. Туман прибивался все ниже к земле, и из него вырастало серое громоздкое здание с легкомысленными башенками.

В башнях держали самых упрямых. И не подвал порой ломал людей, а веселая башенка. Психологи рассчитали правильно. Из окошечка башни заключенный видит прелестный окружающий пейзаж - то, с чем ему предстоит распроститься навсегда... если он не согласится сделать ряд пустяковых одолжений определенным организациям и службам.

В дежурке "Маленькой мышеловки", как всегда, царил хаос, на барьере в беспорядке лежали прошнурованные журналы, старые газеты, стояли мутные стаканы, покрытые в нижней части своей налетом ржавого цвета; у барьера комком валялось тряпье, снятое с задержанных.

Дежурный сидел в расстегнутом кителе - потный и размякший. В помещении попахивало спиртным. Смотритель камер возился в подсобке и периодически взрывался матом.

Увидев секунд-полицейского, дежурный вскочил и, торопливо застегивая мундир, принялся сбивчиво докладывать.

– Ладно, оставьте, -

простецки, в расчете на землянина сказал Син-цитий-доду.
– Вот у нас гость. Мы его должны защитить и укрыть, слово "укрыть" он произнес с особым нажимом.
– Познакомьте для развлечения с особенностями нашей работы.

Секунд-полицейский глянул в округлившиеся глаза дежурного и с некоторым раздражением пояснил:

– Ну, с работой Субтилен-доду и Думэмбу. Вот и все.

Он сделал попытку похлопать Владимира по плечу. Тот уклонился и сказал серьезно и спокойно:

– Вот эту доску с перегородки сорву и всех вас тут перекалечу.

– Это земные шутки, - объяснил Син-цитий-доду и поспешно убрал руку.

Он протянул дежурному журнал и со злорадством заметил:

– Гостя передаю вам. Вот здесь распишитесь, что приняли.

Дежурный мучительно наморщил низкий лоб и спросил, выводя закорючку подписи:

– Ну, а куда же?.. Ну, это... потом, куда его определить?

– Туда. Туда, - многозначительно пояснил Син-цитий-доду.
– Где у нас комната для особо уважаемых гостей. Понятно?

Дежурный обалдело таращил глаза и молчал.

– Осел!
– не выдержал секунд-полицейский.
– Снова ничего не понял! В подвале... Комнатка там есть. Симпатичная такая. Понял теперь?

– Понял, - лицо дежурного прояснилось.
– Но там есть...

– Все, все, все!
– заторопился секунд-полицейский, забирая журнал. Хватит мне морочить голову. Мое дежурство уже давно закончилось! Выполняйте приказ! Гостя ублажать, развлекать и - ха-ха!
– никуда не выпускать!

Из каморки выглянул заспанный смотритель камер с ворохом тряпья в руках. Он почтительно поздоровался со спиной уходящего офицера и бросил вещи возле барьера.

18

Владимир, не обращая внимания на полицейских, рассматривал помещение. Оно было небольшим, а перегородка, за которой восседал дежурный, делала его еще меньше. В углу находилась печка с круглой, испачканной побелкой крышкой. Сквозь побелку на крышке выступала надпись на старофирболгском и едва виднелись очертания диковинного существа - то ли зверя, то ли птицы. Серый пол... Не исключено, что после постройки здания его еще не удосужились помыть.

На барьере стоял переносной телевизор. Экран мерцал, по нему шли зубчатые полосы.

– Телевизор с нами посмотрите, - предложил дежурный сладким голосом и посмотрел на гостя с неудовольствием.

И тут до слуха Владимира донесся странный звук. Вначале он был похож на плач ребенка, а затем превратился в звериный - с уханьем - вой.

– Что это! Что?!
– спросил Владимир, насторожившись, и по коже его пробежали мурашки.

Смотритель издал довольный смешок.

– У этой еще голос ничего. Музыкальный. А вот мужик вчерашний нарочно, подлец, прегнусным голосом орал.