Тыл-фронт
Шрифт:
Рощин рассказал о себе скупо: член партии, училище окончил в 1940 году, родители живут в Средней Азии, отец — геолог, больше находится в горах, сестра на фронте, он только что выписался из госпиталя.
— Болели?
— Ранение, — неохотно ответил Рощин.
— Ранение? — удивился старший политрук.
— В сентябре нарушителя хотел задержать, он и угостил, хорошо, что в бок…
— Вам здесь слезать! — высунулся из кабины командир-пограничник. — К Курочкину — сюда, — показал он в сторону.
— Здесь, здесь, — подтвердил
Машина резко затормозила и, скользнув шинами по укатанной дороге, остановилась. Бурлов непривычно сполз через борт. Рощин подал ему чемодан, связку книг и осторожно, чтобы не задеть бок, спустился на землю.
Холодный зимний день клонился к вечеру. Высокие хмурые сопки отбрасывали длинные причудливые тени. Освещенные багряным — к ветру — закатом, вершины их, казалось, полыхали огнем. Залюбовавшись, Рощин восхищенно воскликнул:
— Хорошо!
Бурлов был настроен более прозаически.
— Только не очень тепло, — поежился он. — Где же батарея? Стемнеет, совсем не найдем.
— По всем признакам — здесь. Летом стояли вон в том распадке, показал Рощин вдоль лощины. — Теперь нужно искать под сопками… Ага, вон и дымок!
Всматриваясь в ту сторону, куда указал Рощин, Бурлов поднял брови:
— Это что за чудеса? Трубы прямо из сопки торчат?
— Сейчас узнаем, — отозвался Рощин, забирая свои вещи.
Скоро командиры дошли до сворачивающей в заросли узкой тропки и двинулись по ней. Внезапно за их спинами раздался резкий, словно выстрел, окрик:
— Стой!
Оба обернулись. Шагах в пяти от них стоял точно выросший из-под земли пожилой боец. «Откуда он взялся?» — удивился лейтенант, а вслух бросил:
— Кажется пришли!
— Вам куда, товарищи командиры? — спросил боец.
— Перепугал, — признался Бурлов, одобряюще глядя на него. — Ищем батарею капитана Курочкина, — добавил он, опуская не землю сверток.
— Сверточек подержите в руках, товарищ политрук, — торопливо, но твердо потребовал боец и подал негромкий сигнал свистком.
Слева, от тропки, послышался шорох сухого дубового листа.
— Слышу! — раздался голос совсем рядом. На тропу вынырнул плечистый, среднего роста старший сержант. — Товарищ лейтенант! — воскликнул он, узнав Рощина, и засиял широкой улыбкой. — С приездом! Вот уж не ждали! — Он щеголевато отдал честь.
Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Ошурин! — не менее обрадовался ему Рощин. — Мой помкомвзвода, — отрекомендовал он сержанта Бурлову. — Ведите скорее домой, а то замерзли.
— Идемте. А товарищ старший политрук тоже к нам? — с любопытством поглядел на Бурлова Ошурин.
— К нам, товарищ Ошурин, к нам… Берите-ка вещи, — приказал Рощин.
— Вещи принесут. Вот по этой дорожке идти, — указал Ошурин на малозаметную тропку?
Они вышли на небольшую расчищенную поляну у подножия солки. Вдаль крутого ската тусклыми огоньками светились окна блиндажей и землянок.
— Вон к той двери, — подсказал
Рощин и Бурлов внимательно всматривались в расположение батареи. Рощину было легко и радостно: «Наконец-то опять дома!» — думал он. «Сумею ли найти свое место?» — беспокойно спрашивал себя Бурлов.
2
Выехав на Волынский перевал, начальник погранзаставы старший лейтенант Козырев и его помощник лейтенант Любимов остановили лошадей и закурили.
— Дальше не поеду. Отсюда заверну в штаб корпуса, передам пароль. Ведь я тебя здесь когда-то встречал… — вдруг оживился Козырев. — Помнишь?
— Да-а, и уже четыре года! — отозвался Любимов. — Четыре года топчу тайгу.
Лейтенант был смугл, строен, ловко сидел в седле. Кожа на его лбу была стянута, чуть заметным продольным шрамом, отчего густые брови казались вздернутыми.
— И добавь: тридцать два задержанных нарушителя, — заметил Козырев. Соотношение неплохое. Вот посмотришь, Вячеслав, получишь орден…
— Ладно, ладно, Кирилл Иванович! Может, и не за этим вызывают.
— Если не за этим, передали бы через меня. А раз лично и притом к полковнику Дружинину, — засмеялся Козырев, — значит, за этим… Ну, тронулся, а то опоздаю к разводу.
— До встречи, товарищ старший лейтенант! — громко крикнул Любимов. Подняв коня на дыбы, он повернул его на месте и пустил в галоп.
В 1937 году Любимов прибыл на заставу «Краевая», имея при себе только гармонику. Играл он на ней виртуозно. С простоватой улыбкой взглянув на хмурые сопки и осведомившись у командира отделения, где граница, Любимов заявил:
— Ну что же, будем ловить шпионов, раз они — здесь водятся!
Эти слова показались сослуживцам легкомысленными. Но уже к концу первого года о Любимове заговорили. Потом из уст в уста стали передаваться занятные, даже невероятные истории о его храбрости и ловкости. Сам Любимов ни о чем не рассказывал. При расспросах он не то чтобы смущался, а как-то простодушно улыбался и отмахивался. А однажды, когда он случайно услышал, как Козырев рассказывал молодым бойцам о находчивости какого-то пограничника, Любимов восхищенно воскликнул:
— Вот это я понимаю!
Раздался оглушительный хохот. Только тогда Любимов понял, что речь шла о нем, и, рассердившись, ушел.
* * *
В Сабурово Любимов добрался после полудня. Дежурный по управлению сообщил, что Дружинин сейчас на Военном Совете в Доме Красной Армии и лейтенант должен явиться туда.
В Доме Красной Армии часовой проверил документы Любимова и пропустил его на второй этаж. Кругом было пусто. Ожидая перерыва, лейтенант сел на большой удобный диван и задумался.