Тысяча душ
Шрифт:
– Совершенно несправедлив!
– отвечал Калинович, сделав при этом гримасу пренебрежения.
– Скажите!
– произнесла Полина и тотчас же постаралась переменить разговор, обратясь с каким-то вопросом к старику.
– Баронесса, кажется, приехала!
– произнес князь.
– Ах, как я рада!
– воскликнула Полина, и в ту же минуту в комнату проворно вошла прелестнейшая женщина, одетая с таким изяществом, что Калинович даже не воображал, что можно быть так одетою.
– Bonjour, prince!
– воскликнула она князю.
– Боже! Кого я вижу? Дедушка!
– прибавила она потом, обращаясь к старику.
– Опять дедушка!
–
– Нет, нет, вы не дедушка! Вы молоденький, - отвечала резво баронесса.
– Bonjour, chere Полина! Ах, как я устала!
– прибавила она, садясь на диван.
– В тильбюри?
– спросила ее Полина.
– Конечно. И представь себе, какая досада: я сейчас потеряла браслет и, главное, - подарок брата, сама не знаю как. Эта несносная моя Бьюти ужасно горячится; я ее крепко держала и, должно быть, задела как-нибудь рукавом или перчаткой - такая досада.
– И барон вам позволяет самой править?
– О, я не слушаюсь в этом случае: пускай его ворчит.
– Рукой уж, видно, махнул!
– произнес с улыбкою старик.
– Еще бы!
– подхватила баронесса.
– Ах! A propos [106] о моем браслете, чтоб не забыть, - продолжала она, обращаясь к Полине.
– Вчера или третьего дня была я в городе и заезжала к monsieur, Лобри. Он говорит, что берется все твои брильянты рассортировать и переделать; и, пожалуйста, никому не отдавай: этот человек гений в своем деле.
106
кстати (франц.).
– Всех много; куда же?
– проговорила Полина.
– Непременно, chere amie, все!
– подхватила баронесса.
– Знаешь, как теперь носят брильянты? Rapellez vous [107] , - обратилась она к старику, - на бале Вронской madame Пейнар. Она была вся залита брильянтами, но все это так мило разбросано, что ничего резко не бросается в глаза, и ensemble был восхитителен.
– Vous avez beaucoup de perles? [108]– спросил старик Полину.
107
Вспомните (франц.).
108
У вас много жемчугов? (франц.).
– Так много, что уж даже скучно!
– отвечала та.
– Дайте нам посмотреть... пожалуйста, chere amie, soyez si bonne [109] ; я ужасно люблю брильянты и, кажется, как баядерка, способная играть ими целый день, - говорила баронесса.
– Ну, что? Нет...
– произнесла было Полина.
– Я сейчас достану, - подхватил князь.
– Ayez la complaisance [110] , - сказала ему баронесса.
Князь ушел.
– Недурная вещь!
– говорил он, проходя мимо Калиновича и давая ему на руки попробовать тяжесть ящика, который Полина нехотя отперла и осторожно вынула из него разные вещи.
109
дорогой друг, будьте
110
Окажите любезность (франц.).
– C'est magnifique! C'est magnifique! [111]– говорил старик, рассматривая то солитер, то брильянты, то жемчужное ожерелье.
– Однако как все это смешно сделано. Посмотрите на эту гребенку: ах, какие, должно быть, наши бабушки были неумные! Носить такую работу! воскликнула с разгоревшимися взорами баронесса.
– На днях мы как-то с кузиной заезжали, - отнесся к старику князь, - и оценивали: на двести тысяч одних камней без работы.
– Вероятно, - подхватил тот.
111
Это великолепно! Это великолепно! (франц.).
После разговора о брильянтах все перешли в столовую пить чай; там, стоявший на круглом столе старинной работы, огромный серебряный самовар склонил разговор опять на тот же предмет.
– Вот с серебром тоже не знаю, что делать: такое все старое... произнесла Полина.
– Насчет серебра chere cousine, как хотите, я совершенно с вами несогласен. Можете себе представить, этой старинной работы разные кубки, вазы. Что за абрис, что за прелестные формы! Эти теперь на стенках резной работы различные вакхические и гладиаторские сцены... нагие наяды... так что все эти нынешние скульпторы гроша не стоют против старых по тонине работы; и такую прелесть переделывать - безбожно.
– Право, не знаю!
– проговорила Полина.
– Что же тут недоумевать?
– продолжал князь.
– Тем больше, что в вашей будущей квартире, вероятно, будет камин, и его убрать этим сокровищем превосходно.
– Да, это может быть мило; но только, пожалуйста, немного; а то на серебряную лавку будет походить, - заметила баронесса.
– Много, конечно, не нужно. Достаточно выбрать лучшие экземпляры. Где же все!
– отвечал князь.
– Покойник генерал, - продолжал он почти на ухо Калиновичу и заслоняясь рукой, - управлял после польской кампании конфискованными имениями, и потому можете судить, какой источник и что можно было зачерпнуть.
Беседа продолжалась и далее в том же тоне. Князь, наконец, напомнил Калиновичу об отъезде, и они стали прощаться. Полина была так любезна, что оставила своих прочих гостей и пошла проводить их через весь сад.
– Пожалуйста, monsieur Калинович, не забывайте меня. Когда-нибудь на целый день; мы с вами на свободе поговорим, почитаем. Не написали ли вы еще чего-нибудь? Привезите с собою, пожалуйста, - сказала она.
Калинович поклонился.
Тот же катер доставил их на пароход. Ночью море, освещенное луной, было еще лучше; но герой мой теперь не заметил этого.
– Славный этот человек, граф!
– говорил ему князь.
– И в большой силе. Он очень любит вот эту козочку, баронессу... По этому случаю разная, конечно, идет тут болтовня, хотя, разумеется, с ее стороны ничего нельзя предположить серьезного: она слишком для этого молода и слишком большого света; но как бы то ни было, сильное имеет на него влияние, так что через нее всего удобнее на него действовать, - а она довольно доступна для этого: помотать тоже любит, должишки делает; и если за эту струнку взяться, так многое можно разыграть.