Тысячи осеней. Том 1
Шрифт:
Даос нашелся в ближайшем переулке, где его и оставили.
– Это ты известил Янь Чживэня? – накинулся на него Юй Шэнъянь.
Шэнь Цяо не стал отпираться. Ничуть не колеблясь, он кивнул и сказал:
– Все верно, я.
В то мгновение Юй Шэнъянь всей душой возненавидел подопечного: неизменно беззаботная улыбка сошла с его лица, а ледяной взгляд был полон нескрываемой злобы.
– Но зачем? – не выдержав, спросил он.
Шэнь Цяо спокойно ответил:
– Нет сомнений, что между школами Чистой Луны и Обоюдной Радости навсегда разверзлась пропасть, и не мне противиться воле учителя, раз он пожелал убить Янь Чживэня, адепта недругов. Но в
Юй Шэнъянь холодно заметил:
– Убивать или не убивать – не твоего ума дело. Хотелось бы знать другое: сейчас ты так слаб, что даже, как говорится, курицу связать не сможешь. Притом совершенно слеп: если выйдешь за ворота, ни за что не отличишь, где север, а где юг, и сразу потеряешься. Так как ты известил Янь Чживэня?
– Однажды ты сказал мне, что Янь Чживэнь – человек хитрый и подозрительный: чуть что не так – и он тут же начнет беспокоиться, – напомнил Шэнь Цяо. – И тебе также известно, что в состав моих отваров входит дудник. Я сумел сберечь соцветие-другое, чтобы при случае послать их в усадьбу господина Яня. Мне улыбнулась удача: неожиданно в дверях лекарственной лавки меня окликнула барышня Хань Эин, и я под предлогом ответного подарка отдал ей коробочку, заготовленную для Янь Чживэня, притом попросив, чтобы она передала ему этот подарок. Барышня посчитала, что мы с Янь Чживэнем знакомы, и не стала задавать вопросов. По-видимому, получив от меня лекарственную траву, Янь Чживэнь почуял неладное и заблаговременно уехал со всеми домашними.
Юй Шэнъянь в бешенстве расхохотался.
– Я поистине недооценил тебя! Вот уж не думал, что ты на такое способен!
Отсмеявшись, он схватил Шэнь Цяо за горло и угрожающе сжал, после чего добавил:
– По твоей вине поручение учителя осталось невыполненным! Ты хоть представляешь, каковы будут последствия?!
Шэнь Цяо не мог дать достойный отпор. Больной задыхался, грудь его часто вздымалась, лицо побелело как полотно. С большим трудом Шэнь Цяо пробормотал:
– Я ведь… не из Чистой Луны… так?
От этого вопроса Юй Шэнъянь так опешил, что волей-неволей выпустил наглеца – Шэнь Цяо тут же согнулся и зашелся кашлем. Ему пришлось опереться на стену, чтобы не упасть.
– Как ты понял? – только и вымолвил Юй Шэнъянь.
– Почувствовал, – коротко ответил Шэнь Цяо.
Откашлявшись, он пояснил:
– Пускай я утратил всякую память, но не способность мыслить и рассуждать. Что учитель, что ты, шисюн, относились ко мне совсем не так, как обычно относятся к ученикам и братьям. Прислуга в усадьбе всегда держалась настороженно, как будто опасаясь выдать какую-то тайну. После ранений у меня не осталось боевых навыков, стало быть, для школы боевых искусств я бесполезен, живу как нахлебник, но учитель все равно отправил меня с тобой. Но важнее другое: разве, получив столь тяжкие раны, я не показал себя никудышным учеником? Не опозорил учителя и школу Чистой Луны? Однако никто и словом не обмолвился об этом несчастье, что не согласуется со здравым смыслом.
Юй Шэнъянь не нашелся с ответом, а Шэнь Цяо настойчиво продолжал:
– На самом деле способ, которым я воспользовался, не очень-то хитроумен. Таким разве что одурачишь служанок в усадьбе Се. Если бы ты не глядел на Янь Чживэня свысока и заранее приставил кого-нибудь присматривать за ним, он при всем желании не сумел бы сбежать.
– Верно, – немного погодя, откликнулся Юй Шэнъянь. – Зная, что Янь Чживэнь – человек незначительный, я не воспринял
Шэнь Цяо на это покачал головой и стал возражать:
– Стоило или нет – каждый определяет в своем сердце, взвешивает на внутренних весах. Как говорится, за каждой обидой стоит обидчик, за каждым долгом – должник, и спрашивают с виноватого. Втягивать невинных – ничуть не похвально. К тому же бывает так, что можешь спасти кого-нибудь – а проходишь мимо, в силах совершить доброе дело – а уклоняешься, отчего потом всю жизнь совесть гложет. Совершенно неважно, узнают про тебя другие или нет, отблагодарят ли после – это уже их дело.
Юй Шэнъянь никогда прежде не встречал Шэнь Цяо и не знал его до того, как он сорвался с горной вершины. Очнувшись после забытья, этот даос был так плох, что девять из десяти дней проводил в постели, и его тяжкие раны говорили лишь о непомерной глупости. И хотя Юй Шэнъянь никогда не злословил на его счет, но в глубине души презирал этого слабого и больного человека, который, на первый взгляд, отличался лишь невообразимо прекрасным лицом. Что тут сказать? Глава прославленной праведной школы, так высоко взлетел и так низко пал, ответив на вызов, что оказался ему непосилен! Но теперь, вглядываясь в Шэнь Цяо, опирающегося на стену, Юй Шэнъянь видел его вовсе не глупцом. Лицо даоса оставалось спокойным, как будто он совершенно ничего не боится, и, хотя Юй Шэнъянь был адептом неправедного пути, юноша смутно угадывал в этом праведнике дух великих мастеров прошлого.
Отогнав это впечатление, Юй Шэнъянь презрительно усмехнулся:
– Ты о себе-то не можешь позаботиться, что тебе до чужой жизни и смерти? И раз так праведен, пора бы припомнить, кто облагодетельствовал тебя, когда ты сорвался с горы в пропасть и лишился всех своих умений! Это мы спасли тебя! А прошли бы мимо – и валяться бы тебе, бездыханному и непогребенному, где-нибудь в глуши. Так вот как ты отплатил за нашу доброту!
Шэнь Цяо тяжко вздохнул:
– Долг за спасение жизни надлежит возвращать, но эти два дела между собой не связаны.
Чуть нахмурившись, Юй Шэнъянь принялся размышлять, как быть дальше. С самого начала он думал, что поручение ему дали простое, и уж никак не ожидал, что приставленный к нему слепец, начисто лишенный какой-либо памяти, вдруг начнет чинить козни и предупредит Янь Чживэня прямо под его, Юй Шэнъяня, носом! Теперь если о неудаче прознает учитель, он, несомненно, решит, что его ученик совершенно никчемен, раз не справился с легчайшим заданием. В то же время Шэнь Цяо находился на особом положении, и так просто убить его было нельзя, поэтому Юй Шэнъяню ничего не оставалось, кроме как вернуть этого праведника учителю, чтобы тот решил его судьбу.
Похоже, Шэнь Цяо догадался, что у него на душе, и постарался утешить своего ложного соученика:
– Не волнуйся, я все расскажу главе школы, ты не пострадаешь.
– Лучше бы о себе беспокоился! – раздраженно отмахнулся Юй Шэнъянь.
На это Шэнь Цяо лишь скромно улыбнулся и вдруг завел разговор о другом:
– Юй-шисюн, осмелюсь спросить: если я не состою в школе Чистой Луны, то хотя бы мое имя настоящее?
Раздумывая, надо ли сказать правду, тот некоторое время молчал, но потом коротко подтвердил: