Тысячу раз умереть
Шрифт:
Я хотел ей сказать, что классический рецепт оливье вообще не похож на то, что мы едим сейчас, но решил не усугублять ситуацию. Я только пожал плечами.
– Ты собираешься всю жизнь есть кислое оливье?
– Я его вообще не очень люблю.
Скорее всего, мама истолковала мои слова так, словно я на ее стороне. Я это понял по ее взгляду и опровергать не стал.
Те три дня, что она провела у нас, мне показались худшими в моей жизни. Каждой клеткой своего тела, я ощущал напряжение, висевшее в квартире. Кристине же было плевать. Она делала то, что делала обычно. На второй день мама застала ее за работой ночью на кухне, а потом весь следующий
По моим ощущениям я был Фелиппом Пети, а моя мама и Кристина – полицейскими на двух башнях торгового центра. Куда бы я ни пошел, в любом случае меня ждали наручники и речь о моих правах. Поэтому я продолжал балансировать на тросе где-то посередине, рискуя сорваться с огромной высоты.
К счастью все это продолжалось недолго. На третий день моя мама сделала жалкую попытку повлиять на Кристинин борщ. Она всего лишь предложила добавить в него немного уксуса. Кристина всегда использовала лимон. Его-то она демонстративно туда и выдавила. По взгляду мамы я понял, что на ее глазах только что в жертву принесли маленького козленка. Она развернулась и ушла, а за ужином не сказала ни слова.
– Эта женщина тебе не подходит. Она вульгарная, дерзкая, и не уважает старших, – сказала она мне, когда мы сели в такси.
– Мам, тебе показалось.
Я тут же об этом пожалел. Добавив дров в огонь, я всю дорогу слушал, какой я плохой сын, а раз я плохой сын, то не мог найти нормальную девушку. Это продолжалось ровно до того момента, пока мама не отдала свой посадочный талон девушке на стойке перед зоной ожидания.
– Добрый день, – сказала работница аэропорта.
– Вот видишь, эта девушка намного лучше твоей Кристины. Она хотя бы со мной здоровается. К тому же еще и красивая, – шептала она мне, пока проверяли ее посадочный.
Девушка протянула ей паспорт и билет с печатью.
– Приятного полета.
– Спасибо.
Мама меня поцеловала и многозначительно кивнула в сторону девушки.
– Я люблю тебя, мам, – сказал я.
Мы обнялись. На обратном пути я позвонил отцу и рассказал о трехдневном пребывании мамы.
– Я даже удивлен, что она не закатила скандал, – сказал отец, выслушав. – Видимо, в твоей Кристине есть что-то такое, чего она испугалась. Поэтому, сынок, даже не думай прислушиваться к матери.
– Я и не собираюсь, пап.
– Вот и молодец. Она у тебя хорошая. И сильная, если смогла противостоять Маше. Любому мужчине нужна сильная женщина. Это я тебе говорю, как женатый человек. Никому не хочется иметь жену, которая только и делает, что ноет и не может самостоятельно решить ни одной своей проблемы. Так что Кристину не обижай.
– Если я это сделаю, то она меня выкинет в окно, а у нас квартира на пятом этаже.
– Будет больно, – подытожил отец.
– Не то слово.
Когда я вернулся домой, о моей матери мы даже не вспомнили. Кристина не интересовалась, что о ней подумали, я же не хотел эту тему затрагивать вообще. Меня все в ней устраивало, а мнение моей мамы – это ее личная проблема.
После того случая с Александром Ремизовым, я очень долго не прикасался к покойникам. Визит матери напомнил мне о людях с психическими расстройствами, и если я хочу им помочь, то должен заглядывать им в головы. Тем более, что на втором курсе у нас как раз начались лекции на тему психических заболеваний и их лечения. К нам в морг иногда привозили мертвецов из сумасшедших домов, но я всегда боялся заглядывать к ним в головы. Люди с травмированной
– Если ты действительно хочешь помогать людям, то должен это сделать, как бы тебе не было страшно, – сказала она, выслушав.
– Ты так думаешь?
Кристина кивнула.
– Эри, у тебя уникальный дар и с его помощью ты сможешь помогать людям в самых запущенных случаях. Кстати, не все психически больные люди нищие, – она подмигнула.
– То есть я буду заниматься этим ради своего Говарда Хьюза?
– Не исключено, – она улыбнулась и легкой походкой отправилась на кухню рисовать.
– То есть, ты меня поддерживаешь?
– Конечно, глупенький, – крикнула Кристина с кухни. – Было бы глупо всю жизнь проработать в морге с такими талантами.
С этого самого разговора я стал ждать. Случай подвернулся довольно скоро. 28 ноября 2018 года в мое дежурство, к нам привезли шестидесяти пятилетнего мужчину, лечившегося в психиатрической больнице последние тридцать лет. Судя по записям в карточке, он страдал острой формой шизофрении. По поводу сути болезни в ней не было ничего, поэтому чего ждать от погружения я не представлял.
– Валентин Геннадьевич Марков, – прочитал я его имя.
Голые стены морга, выложенные плиткой, отразили звук моего голоса. Родился в Алма-Ате в 1954 году. Не женат, детей нет. Эта была вся информация из его посмертной карточки. Я сделал глубокий вдох и положил руку на его плечо. В тот же момент я стал им.
Глава 8
Когда я вернулся, впечатление было такое, словно прожил целую жизнь. Раньше было не так. Воспоминания людей с нормальной психикой я видел четко, запоминая мельчайшие детали. Здесь же все выглядело абсолютно по-другому. Жизнь Валентина Геннадьевича предстала в виде пестрого одеяла, сшитого из разных кусков ткани. И лишь некоторые части этого одеяла выглядели как цельная картинка. Если раньше я видел все значимые жизненные события, не важно, хотел помнить о них человек или нет, то теперь я видел только воспоминания, оставленные Марковым. С таким я раньше никогда не сталкивался. Успев побывать в нескольких сотнях жизней, я никогда не видел, чтобы человек мог управлять своими посмертными воспоминаниями. Печальные, радостные, ужасные – я видел все. Здесь же все было иначе. Марков помнил только то, что хотел. Все остальное он отбрасывал. А помнил он то, что его больной мозг считал правдой.
Поначалу все было нормально. Пленка памяти состояла из цельных картин его детства, отделенных друг от друга четкой границей. Но начиная примерно с тридцати пяти лет четкие картинки стали чередоваться с пестрыми коврами. Я предположил, что этими коврами были правдивые воспоминания. От них мозг Маркова пытался избавиться, превращая их в «памятный» винегрет.
Жизнь Маркова была довольно безоблачна и перспективна. Он родился в обеспеченной семье одного из деятелей компартии в Казахстане. Уже с малых лет показывал неординарные способности к математике и физике. В четырнадцать его освободили от занятий в школе по этим предметам, поскольку он вступил в дискуссию с учителем математики по поводу решения одного из примеров, в результате чего привел доказательство своей правоты, занявшее всю школьную доску.