У чёрта на куличках
Шрифт:
И уже новую ночь он не может никак уснуть, точно вокруг витает какая-то аура, вынуждающая его действовать. С какими-то приходящими волнами, его сердце начинало бешено колотиться, а слух обострялся, но как приходили эти моменты, быстро и неожиданно, так и исчезали. Словно часть чей-то неприятной игры, подобные качели восприятия он ощущал раз в несколько ночей, и именно с приезда в Неясыть.
– Ты моя хорошая, ты моя ласковая. Тебе нравится, когда я тебя так трогаю? – С родительской кровати послышалось едва внятное бормотание Григория, в голосе которого ещё улавливались нотки этилового отупения.
Уже
Григорий всю ночь напролёт ласкал свою новую подругу.
24 ноября 1988 года, полдень
Новый день был выходным. Для всех, кроме Серёжи. Григорий ещё на рассвете вышел из избы, никого не оповестив, возможно, обратно к своему новоиспечённому другу. Мария и Вера не видели смысла работать у Жданы, где и так было всё «облизано» от угла до угла. Но Беглова-младшего на столе ожидала записка, гласящая, чтоб он отправился отмывать испорченную ранее стену. Не сразу парень понял, о какой стене была речь.
Когда уже настал полдень, и можно было не спешить с работой, поскольку всё остальное ложилось полностью на плечи Григория, – как собственно проживание и отъезд, – Серёжа вернулся к избе бабушки Жданы. Стена прекрасно ему запомнилась, как и вид гигантского свина, из таза которого торчали вилы.
На роль воспоминаний о свинье, остались только густые и тёмные пятна на земле; то, что должно было остаться на дереве совершенно отсутствовало. Ни запаха, ни разводов, – стена настолько чистая, будто за ночь её полностью отреставрировали. Не желая валяться в тёплой избе и гнить от скуки, Серёжа был готов взяться за любую работу, особенно если она была способна скоротать время, особенно-особенно если она была бессмысленной, но трудоёмкой.
Пока он осматривал рабочую зону, над ним звучал странный стучаще-скрипящий лязг. Подняв глаза, он увидел чугунного петуха, который крутился из стороны в сторону. Ветром даже и не пахло… скорее всего это какие-то порывы в верхних слоях, если не землетрясение. Птица неугомонно моталась тяжёлым телом из стороны в сторону.
Заметив на соседнем участке едва целое ведро, парень приметил и одинокий колодец. Подойдя к нему, он принялся мучатся с верёвкой, чтобы случайно не отправить ведро в забытье. Ни журчания, ни бликов от света – это сооружение напоминало бездонную яму, дна которой попросту нет.
Никто не вышел помочь или обругать нового жителя Неясыти – как и стоящая рядом изба, – всё в паре метрах вокруг было заброшено.
Стоило только отвлечься на пару секунд, как парень почувствовал чьё-то зловонное и тёплое дыхание на затылке. Резко обернувшись, он увидел спокойное лицо Борьки, с теми же холодными и тупыми глазами. Ведро, неудачно задетое локтем, уже летело навстречу подземной реке.
– Ты знал, что в этом колодце людей топили? – без задней мысли, без приветствия или улыбки сказал Борька.
– Откуда?..
– Отсюда. Просто брали за плечо или шею и… Опа, вниз! – Он стоял сантиметрах в двадцати от приятеля, и, была бы на то его воля – мог легко самостоятельно
– Такое могло быть где-угодно, и очень давно. Жестокие времена – жестокие люди. – Серёжа обернулся в сторону бездны, обратив внимание, что так и не услышал ни удара ведра о стены, ни о водную гладь. Для своего же спокойствия, он отошёл в сторону от края.
– Ну как: давно?.. Недавно, не так уж и давно. Год-другой назад. Слышал, что вся река под землёй усеяна мёртвыми, и не только новыми, но и старыми.
– Ага, ещё…
– И говорят, что ночью можно услышать их стон, а если остаться подольше, то и вовсе можно расслышать, как они ползут вверх, – перебил друга Борька.
– Дай-ка угадаю: Бражник говорит?
– Ага.
– Баламут твой Бражник, но даже если и так, сурово для подобной деревушки... Как она ещё не вымерла?
– Как видишь, не вымерла. Раньше здесь было куча голодных ртов, но с каждым годом их всё меньше и меньше.
– И сколько умерло в этом году?
Борька посмотрел на небо и задумался. Он то ли пытался вспомнить всех людей, то ли просто пыжился сосчитать.
– Четыре.
– Четыре в год – это солидно. Пара лет и никого здесь не останется.
– Увы, но Неясыть всегда будет здесь, что он, что домишки, что люди. Это ты так легко говоришь: пара лет. Ещё лет тридцать пять назад здесь было почти двести голов.
– Двести?!
– Ага. Почти все померли.
Серёжа усмехнулся и нервно сглотнул. Верить в подобные небылицы было невозможно, уж слишком всё нереально. Однако, Неясыть уже не впервые его удивляет, и вскоре он будет готов поверить во что угодно. И всё же: двести человек для тридцати пяти лет существования – огромная цифра. Это стабильно пять-шесть человек в год! Словно эпидемия… или чей-то зверский план по истреблению населения села. Перед глазами снова предстала картина кладбища, где были какие-то жалкие сорок надгробий. Как давно перестали хоронить людей? Где ещё полторы сотни мёртвых? Может, подземная река действительно состоит из чьих-то тел?..
По тому, как Борька оживился, было заметно, что эта тема ему нравится. Это был удобный случай, чтобы ненавязчиво уточнить о событиях недавней ночи, которая до сих пор казалось фантазией, когда «умерла» Юлия. Если бы Серёжа имел представление, где она жила, то сам бы направился с проверкой.
– Борь, я хочу кое-о-чем спросить.
– Тихо, – выпалил его собеседник и пошёл в сторону леса. Не было никакого «иди за мной» или «не здесь», а просто спонтанный разворот кругом и быстрый шаг, точно парнишку заинтересовала совершенно другая и более привлекательная мысль. Недолго думая, Серёжа отправился за ним.
Вместе они пошли к лесу, что так удобно и ювелирно окружал Неясыть, как высокая стена, прячущая избы от внешнего мира. По дороге ни один, ни другой, не сказали и слова.
Через пару минут они уже оказались в плотных зарослях молодых сосен, которые на голову возвышались над ними, и даже умудрялись закрывать солнечный свет, что пробивался через облачное небо. Долгие метры вглубь напоминали прямую борьбу между человеком и природой. Борька шёл вперёд так остервенело и упрямо, как гончая за лисой. Стоило только увидеть вдали свет, и понадеяться, что впереди ждёт открытое пространство и свобода, как ряды сосен только дальше уходили вглубь. Это уже была не миниатюрная роща или кустарник с молодняком, это был целый лабиринт.