У чёрта на куличках
Шрифт:
– Что прости?.. – неряшливо пробубнил он, смахивая накатывающуюся сонливость.
– Мама дерётся! – повторила девочка, на лице которой застыл шок и удивление.
«Она сама-то верит в эти слова?» – Марию было крайне тяжело вывести из себя, и тем более спровоцировать на драку. Это не та женщина, которая будет защищать интересы с поднятыми кулаками.
– В смысле дерётся?
– В смысле дерётся! Пошли!
Парень спрыгнул с печи, оделся и пошёл за сестрой. Девочка почти бежала, но останавливалась, чтоб дождаться брата. Она всё подгоняла
Вскоре они вышли к избе бабушки Жданы. Серёжа ни капли не был удивлён, что именно рядом с этим местом и происходит большая часть неприятностей со всем семейством Беговых. Отец и мать стояли у входа. Григорий не давал жене войти внутрь, а она из-за чего-то кричала на него. Её муж явно не был удивлён или пристыжен – на его лице такое же добродушное спокойствие и беззаботность, что этим утром.
– Вон они!.. – указала пальцем девочка. Вера остановилась, поскольку боялась подойти поближе. Мамин гнев она видела впервые, как и сам Серёжа. Аналогичный страх одолевал и его, но нужно было что-то предпринять.
Юноша подошёл поближе. Он уже начал разбирать, что говорили его родители – без этого он попусту не смог бы вмешаться.
– Ответь наконец-то на мой вопрос!
– Успокойся, Маша, это всего лишь недоразумение.
– Это шлюха, а не недоразумение!
– Не говори так о ней, ты же её не знаешь…
Лицо Марии пылало, а Григорий походил на человека под успокоительными. Очень легко было подцепить бурлящее настроение матери, и её сын чуть ли не сходу не встал на её сторону.
– Что здесь происходит? – спросил он, больше задавая вопрос именно отцу, а не маме. – Вы напугали Веру.
– Представь себе, Серёжа, мы с Верой сидим в доме, готовим обед для себя и папы, и вдруг к нам вваливается какая-то дрянь и спрашивает: «Ой, а где Гришенька, он разве не здесь?» Какой к черте Гришенька?! – последнее уже было адресовано мужу. – Кто эта сука? Отвечай!
– Да я её даже не знаю, – продолжал Григорий. В его лице профессионального обманщика тяжело было увидеть хоть намёк на ложь. Возможно, он говорил правду, или сам верил в неё.
– Перед богом клянусь, Гриша, если ты не откроешь дверь, я сама ворвусь в дом и вытащу эту дрянь наружу!
– Мама, успокойся, если она внутри, то никуда не денется, и рано или поздно выйдет. – Серёжа постарался успокоить мать, осторожно взяв её за плечо.
– Не трогай меня! – рявкнула женщина в ответ на прикосновения.
– Серёж, позаботься о маме. А то она перенервничает и ей станет плохо. – Хоть Григорий и выглядел в данный момент заботливым семьянином, но картина не походило на то, что он отрицает обвинения. Неужели он завёл себе любовницу? Здесь?! Может она была и раньше, но узнала где он и самолично приехала в Неясыть?..
– Почему ты сам об этом не заботишься, а, «папа»?
Последнее слово было украшено жирным тоном недовольства. Серёжа даже вспомнил одну ссору, как его отец сказал, цитата: «Не может от меня родиться такой тупоголовый и самовольный говнюк».
Даже это не вывело на лице Григория и тени раздражения. Возможно, Мария и старалась разозлить мужа, чтобы он поддался эмоциям и уступил, однако, сейчас обстоятельства были не подходящие.
– Серёжа, неси лопату, – сказала Мария. Похоже, она решила, что словами делу не поможешь.
– Лопату?!
– Неси, кому говорю!
– Я не пойду ни за какой лопатой! – Что бы ни думал парень, но это уже переходило все границы.
– Как ты смеешь! Против матери?!
– Мама, успокойся, ты перегибаешь. Пусть отец сам расскажет всё.
– Он ни хрена не говорит! – И снова «здарова», первое услышанное от матери ругательство. Серёжа уже плотно невзлюбил третье декабря.
– Папа, пожалуйста… – начал юноша. – Внутри действительно есть какая-то женщина?
– Да, – прозвучал сухой и резкий ответ.
– Кто она?
– Не знаю
– Кто она тебе?
– Никто. – Ни тени лжи.
– Почему тогда ты её защищаешь?
– Посмотри на свою мать, я боюсь за её здоровье. – Верно, но странно, для Григория.
Серёжа взял маму за руку, и она уже не пыталась сопротивляться. Конструктивный и спокойный диалог давал куда более ценные плоды, нежели её крики и неконтролируемая агрессия. Может быть в словах её мужа и была ложь, но это был хоть какой-то прогресс.
– Мама, обещай, что ничего не сделаешь. Мы просто послушаем, ладно?
– Л-ладно… – Она начала заикаться. Чего она боится? Осуждения? Конкурента?
– Папа, открой пожалуйста дверь.
Григорий постоял пару секунд в молчании, оценивая взглядом жену и сына, даже перевёл взгляд на дочь. Девочка сидела, обняв колени и плакала. Она чувствовала себя так, словно сама была причиной ссоры.
– Ладно. Эй, внутри, выйди на минутку.
«На минутку! Поздороваться и вернуться обратно».
Мужчина отошёл на пару шагов от двери, и та начала медленно открываться. Вначале показались тёмные волосы, потом бледная кожа и миловидное лицо, не изуродованное горем, временем, этилом или какой-нибудь болезнью. Настоящая красавица на селе – такую девушку тяжело было представить местной жительницей. Да, красавицы и в таких местах имеются, но не с такой бледной кожей и слабым телом.
– Здрасьте, – сказала она, полностью показавшись перед зрителями. Совершенно босая и неряшливая. Голос её был спокойный и нежный, слегка дрожащий, будто урчание кошки.
Серёжа наконец-то увидел её полностью. Какая-то затасканная ночнушка, словно девушка только-только проснулась, хитрые и слегка бестолковые карие глазки, востренький носик и тонкие губки. Длинные и полусогнутые ногти напоминали хищные когти, ни единой родинки на коже. Ночное платьице портило впечатление и вид стана, но даже с ним прослеживалась симметрия тела (что встречается крайне редко) и выпирающий живот. Может, чуть-чуть до двадцать восьмой недели.