У чёрта на куличках
Шрифт:
И тут, юношу ударила в голову одна мысль. Неприятная, даже пугающая.
– Мара?.. – удивившись, сказал он.
– Ты её знаешь?! – подхватила мать.
«И что мне сказать: да, мама, я видел, как она ночью вылезает голая из бурлящего мгновение назад котла?».
– Н-нет, я просто слышал.
– От кого ты слышал?! Почему я не в курсе?! – Мария сошлась на крик. Эта ситуация ей в край не нравилась.
Серёжа пригляделся к Маре. Это была она. Сейчас, при свете дня он явно узнал ту, что была на его отце, в тот вечер, когда дверь
– От Бражника, – промямлил юноша.
– Ты Мара? – повторила вопрос Мария.
– Да.
– И знаешь Бражника?
– Да.
– Подойди-ка сюда, девчушка. – Слово «девчушка» резало уши, и было полностью пропитано желанием вцепиться несчастной в лицо.
– Нет.
Мария сорвалась с места. Такого не ожидал никто; Мара, впервые увидев жену Григория и опасаясь её, тоже была заставлена врасплох. Похоже, этот день был наполнен удивлением для всех и каждого. Мария добежала до Мары, и не дала ей скрыться внутри избы. Она схватила девушку за волосы и ладонью ударила по лицу. Бедняжка заплакала и испуганно уставилась на обидчицу.
– Ты трахалась с ним? – Слава богу Вера была слишком далеко, чтобы услышать это. От неловкости даже Серёжа подумал зажать уши.
– Н-но я же беременна… – то ли как «нет» то ли как «да», сказала Мара.
Мария будто только сейчас увидела необычное положение той, которую она обвиняла во всех грехах. Спокойствие, радость, раздражение, злость, забота… целая буря оцепила лицо матери, перед той, которую ожидает чудо деторождения. Мария то смотрела нежными глазами на этот маленький бугорок под ночнушкой, злобно оскалив зубы, то наоборот, но на лице так и не появилось цельной эмоции, положительной или отрицательной.
– Чтоб я тебя больше здесь не видела, не рядом с ним, не рядом хоть с кем-нибудь из моей семьи? Поняла?
Мара активно закивала, за что была освобождена, хоть и принижена. Она спрыгнула с веранды и побежала вглубь села.
Серёжа провожал беременную беглянку недоумевающим взглядом.
– Не надо было так с ней… – сказал Григорий.
– Заткнись, Гриша. Домой, живо!
3 декабря 1988 года, вечер
– Маша, успокойся, мы же всё решили.
– Как решили? Кто с кем решил? Я видела какую-то малолетнюю дуру, что ошивается рядом с тобой!
– Ну что нужно от меня какой-то малолетке, да в добавок и беременной?.. не палкой же её отгонять да бить.
– Не знаю!..
С возвращения семьи в избу лесника прошло несколько часов, а выяснения отношений так и не закончились. Наступали лишь небольшие паузы в виде передышки: иногда они походили на то, что Марии попросту нечего было сказать: она замолкала, о чём-то усердно думая, и с новой силой нападала на Григория.
Даже маленькая и ранимая Вера быстро привыкла к этой картине: вначале она ещё пыталась плакать, надеясь отвлечь обоих родителей, но её старания оказались ничтожны. Серёжа сидел с сестрой на печи, и они молча наблюдали за ссорой. Мария даже пыталась воспользоваться детьми против
По личным причинам Серёжа не пытался успокоить родных, а девочка просто не знала, что ей делать. Слёзы её высохли, и только по тоскливому выражению лица можно было понять, что мучает несчастную.
– Я уеду, – в какой-то момент высказала Мария.
– Куда ты собираешься уехать? – вместо ожидаемой угрозы и злости, прозвучало банальное удивление со стороны Григория.
– Куда-куда? Домой! Надоело мне всё это.
– Ремонт почти окончен. Если бы не сегодняшняя… неприятность, я бы всё сделал. Если хочешь – уедем, как только, так сразу.
– Ну сдалась тебе эта рухлядь, Гриша!
– Сдалась, представь себе! Это же семейное место, связь меня и моих родственников.
– О каких родственниках ты говоришь?! Ты же детдомовский! Ты ещё в начале говорил, что дело вообще в деньгах, что пара тысяч не помешает.
– Говорил, но сейчас всё совсем иначе…
– Что иначе?
– Ты не поймёшь.
– Гриша, блин, почему ты умалчиваешь? Почему стал от меня держать секреты?! Ты как будто переменился, стоило нам сюда приехать.
Разговор между ними вернулся к привычной паузе, но увы, не совсем безмолвной. Серёжа внимательно вслушивался в каждое слово, подмечая то, какой в конечном итоге будет результат. И сейчас всё перетекало в возможное перемирие.
– Мне нравится здесь, дорогая. Я ощущаю какое-то родство с землёй. Здесь мои предки, и я чувствую это.
– Гриша… – Мария с робкой осторожностью подошла к мужу и робко прикоснулась к его плечу.
Она была права, с переезда он поменялся, причём сильно. Сейчас Григорий напоминал совершенно другого человека, более спокойного и покорного. Серёжа не верил, что дело в каких-то «ощущениях родства» и «предках», никогда бы человек – особенно такой, как Григорий Беглов, – так быстро не поменялся. Причина была в чем-то другом, и, возможно, она начиналась на «Б» и заканчивалась на «ражник». Запугивание, подкуп, совращение, уговоры… Местные могли повлиять на Григория так, как им то было нужно, и результат у них выдался впечатляющий.
Мария натурально таяла оттого, что её муж в кои-то веки делится своими мыслями и переживаниями. Ранее замкнутый и озлобленный человек поменялся в лучшую сторону (крайне спорно, для кого именно она была «лучшей»), и Мария, несмотря на то, что минуту назад упрекала Григория за подобную трансформацию, была тронута и поражена в самое сердце.
– Я бы здесь остался, дорогая. – Добивающий удар в виде «дорогая», мог бы вложить победное знамя в руку Григория, но Мария умела держать голову на плечах и не поддаваться эмоциям.