У дьявола в плену
Шрифт:
– В этих сосудах в древние времена помещались внутренние органы тех, кого мумифицировали.
Она отдернула руку, но не ужаснулась.
– Это канопы?
Он кивнул.
– Давина, вы знаете о Египте гораздо больше многих.
– Моего отца тоже интересовал Египет. И многие другие страны. Он был географ.
– Я однажды с ним встречался.
– Вы мне об этом не говорили. И мой отец ни разу не упоминал вашего имени. Я бы запомнила.
– Это было очень давно. Я только что вернулся из Египта, куда ездил навестить
– Этого я тоже не знала. Впрочем, мой отец вел обширную переписку. Когда он умер, у нас с тетей не хватило духу уничтожить его письма. Мы просто сложили их в чемоданы. Их нам потребовалось двенадцать.
Она оглядела комнату.
– А какое ваше самое драгоценное сокровище?
Ему не пришлось выбирать. Он открыл нижний ящик письменного стола и достал небольшой кувшин, завернутый в марлю. Он был выполнен из бирюзового стекла, со стилизованным носиком и изящно изогнутой ручкой, и расписан иероглифами, повествующими о «рождении доброго бога Менхеперре». Рисунок на этом сосуде для хранения священных масел, используемых при погребении, был таким четким, будто его выполнили не три тысячи лет назад, а сегодня.
Когда Маршалл разворачивал кувшин, Давина стояла рядом, и по выражению ее лица он понял, что она так же поражена увиденным, как и он в тот день, когда нашел его среди сокровищ коллекции отца.
– Это был самый замечательный день в моей жизни, – признался он. – Я держал в руках такой древний, такой хрупкий сосуд, который пережил тысячелетия.
Он бережно завернул кувшин и положил его обратно в ящик стола.
Она села у стола.
– Расскажите мне о своей первой поездке в Египет, – попросила она.
– Я всего-то и был там один раз. Мои первые впечатления были довольно путаными. Я тогда еще нигде не бывал, ни в одной стране, поэтому поездка в Египет ошеломила меня.
– Почему вы туда поехали?
– Думаю, моя мать решила, что будет хорошо, если мы с отцом какое-то время проведем вдвоем и ближе узнаем друг друга. Почти все мое детство он провел в Египте, а домой приезжал раз или два в году.
Давина подперла голову рукой и внимательно на него посмотрела.
– Как выяснилось, она рассудила правильно, – продолжал Маршалл. – До этого времени я недолюбливал отца. А в Египте понял, что совсем его не знаю. Он был для меня, в сущности, незнакомцем.
– Вам не нравилось, что он так долго отсутствует?
Маршалл улыбнулся:
– Самым большим открытием моей поездки в Египет было то, что я понял: все то время, когда его не было дома, я был на него зол. – Он рассеянно потер пальцами поверхность письменного стола. – А после этой поездки всякий раз, когда я думал о нем, я точно знал, чем он занят. И хотя я время от времени по нему скучал, я его понимал.
– Он переживал смерть вашей матери?
По его глазам она поняла, что он удивлен
– Думаю, что переживал. А почему вы спрашиваете? Вспоминаете своих родителей? Но все люди разные, Давина.
– Я знаю. Простите, что задала этот вопрос. Мне было любопытно.
Наступило молчание.
– Он после этого вернулся в Египет?
– Нет. Он умер меньше чем через месяц после нее. – Маршалл положил ладонь на ее руку. – Почему вы вдруг стали такой печальной? Это произошло очень давно, Давина.
– А что вы делали во время своей поездки в Египет? – Она решила переменить тему.
– Я просеивал песок. Я перерыл лопатой тысячи ярдов песка. Спустя несколько недель мне было разрешено посетить некоторые из его раскопок. Я даже отчищал кое-какие сосуды. Это были бесконечные дни утомительного труда и короткие мгновения восторга.
Она молчала, ожидая, когда он продолжит.
– Мой отец был учеником известного египтолога Бельцони, – сказал он, словно ждал, что ей знакомо это имя, но она смотрела на него с недоумением. – Бельцони руководил раскопками с 1815 года по 1819-й. Ему принадлежит открытие одной из Великих пирамид в Гизе, и он был первым, кто вошел в гробницу фараона Сети Первого.
Он протянул руку и достал с книжной полки большой том.
– В этой книге много иллюстраций, если вам действительно интересно.
– Я не понимаю ни вас, ни вашего отца, – сказала она, осторожно переворачивая страницы и рассматривая цветные иллюстрации. – Как это возможно – покинуть такую страну, как Шотландия, и найти новый дом в чужой стране?
– Это было сделано не для того, чтобы обрести новую родину. Шотландец никогда не будет принадлежать никакой другой стране, даже если он и поменяет место жительства. Шотландия у нас в крови, и мы нигде не будем чувствовать себя дома.
Она не смотрела на него.
– Что же вы искали, если говорите, что ваша родина только Шотландия?
– Я был слишком молод и, откровенно говоря, не задавался этим вопросом. А что касается моего отца, я думаю, что он был очарован Египтом.
Он встал и, подойдя к окну, стал смотреть на Иглу Эйдана.
– Однажды на рассвете я взобрался на скалы и наблюдая, как восходящее солнце окрашивает пески в желтые и оранжевые тона. Я помню, что был ошеломлен красотой Египта, тем, какая это древняя и загадочная страна.
Он обернулся и взглянул на нее.
– Возможно, именно это чувствовал мой отец каждый день. Когда закончился сезон, я вернулся в Шотландию с пониманием того, что двигало отцом.
– А Египет? Его вы полюбили?
– Я ни минуты не жалел о том, что приехал. Несмотря на копание в грязи и скуку. Так же, как мой отец, я обнаружил в себе тягу к прошлому, необходимость изучать его и делать открытия. Можно сказать, что Египет послужил толчком, пробудившим мой интерес к другим странам.
– А раскопки?