У дьявола в плену

Рэнни Карен

Она исчезла на целую неделю, заперлась в своих апартаментах, будто желая избежать встречи с ним. Он вряд ли мог винить ее за это. Всю эту неделю он пребывал в уверенности, что она сожалеет об их браке. А когда выйдет из своего добровольного заточения, потребует возвращения в Эдинбург.

За это он тоже не мог ее винить. Но вместо всего этого она превратилась в фурию с горящими глазами.

Он последовал за ней в Египетский дом.

– Будем делать это здесь? – спросила она, поискав глазами свободное место на полу. –

Или в вашем кабинете?

Маршалл схватил ее за руку и потащил наверх в свой кабинет. Там он постучал в некоторых местах по двери, так искусно встроенной в стену, что она была почти незаметна. За дверью оказалась небольшая спальня, освещенная слабым светом из одного-единственного узкого окна. Дверь закрывалась медленно, будто давая ей возможность сбежать.

– Что это за место? – спросила она, оглядываясь. Обстановка была спартанская – кровать и стул с кожаной спинкой.

– Тайное убежище, – улыбнулся он. – Здесь скрывался мой отец, когда не хотел обнаруживать свое пребывание в Эмброузе.

– Как мудро. И как удобно. Мы можем общаться здесь днем, а вечером вы можете возвращаться в свою комнату.

Она улыбалась, но ей не удалось его одурачить. Она была в ярости.

– Почему вы неделю оставались в своей комнате?

– Я просто делала то, о чем вы просили. Я избегала сумасшедшего, за которого вышла замуж.

– А сейчас?

– Нам предстоит произвести наследника, – терпеливо объяснила она, словно он был слабоумным. – Я не могу заниматься этим одна.

Он прислонился спиной к двери и сложил руки на груди.

– Нам следует заняться этим до наступления сумерек, – деловито сказала она. – Поскольку вам необходимо исчезать до того, как наступит ночь, я начинаю думать, что на вас каким-то странным образом действует луна.

– Я уже говорил вам, почему я от вас ухожу.

– Потому, что вы сумасшедший?

– Да, черт побери!

– Тогда почему вы не бываете безумным со мной?

Он пожал плечами и нахмурился.

– Если вы и вправду сумасшедший, почему вы безумны не все время? Например, за завтраком? Почему не сейчас? Это происходит только в полночь? Или на рассвете?

У него не было на это ответа. К тому же ему было неприятно признаваться, что до этого момента такое ему никогда не приходило в голову.

– Вижу, вы думали о моем условии.

– На это у меня была целая неделя. Вы уверены, что не принимаете ничего возбуждающего?

Слабая улыбка появилась на его губах.

– Вы хотите спросить, не принимаю ли я что-то такое, что делает меня другим?

– Во всяком случае, вы могли бы об этом задуматься.

– Единственный возбуждающий напиток, который я пью, – это вино.

– Значит, вам нельзя этого делать, – твердо заявила она.

Он молчал, и она вздохнула.

– Все в порядке, Маршалл. Я уже поняла, что вполне могу обходиться без вас. У меня появилась привычка спать в любое время дня. А когда спать

не хочется, я читаю. Я прочитала много книг за эту неделю, Маршалл. Мне придется побеспокоить вас и попросить послать за новой парой очков для меня. Я полагаю, что наступит время, когда они мне понадобятся.

– Хотите, я честно признаюсь, Давина? Я скучал по вас. Даже мой камердинер обратил внимание на то, что вас нет, и несколько раз упомянул о возможном вашем недомогании.

Она опустила глаза и уставилась на пуговицы его рубашки.

– Я не должен поддаваться вашим чарам, Давина.

Она кивнула.

– Другими словами, мне следовало бы быть более опытной, чтобы завоевать ваше внимание, – сказала она. – Возможно, быть светской женщиной, а не серой мышкой из Эдинбурга. Может быть, блондинкой?

– Мышкой? Вы что, с ума сошли? Я точно знаю, что зеркала встречаются в Эмброузе на каждом шагу. – Он оглядел спальню. – Вон там как раз висит одно. Посмотритесь в него, и вы увидите то, что вижу я. Вы красивая женщина, Давина. Но я никак не думал, что вам надо все время об этом напоминать.

Она посмотрела на него хмуро.

– И вы считаете себя дипломатом? Каждой женщине надо об этом напоминать, Маршалл.

Он отступил на шаг, потому что в грудь ему полетели шпильки и пуговицы. Она тряхнула головой, потом слишком энергично расстегнула последнюю пуговицу и швырнула платье в него.

– Я ошибалась, – сказала она, с невероятной скоростью освобождаясь от сорочки. – Я более голодна, чем думала. Я сегодня не завтракала. Так что, если не возражаете, я была бы вам очень обязана, если бы мы сделали все по-быстрому.

Она уперлась руками в обнажившиеся бедра и посмотрела на него с явным раздражением.

– Мне надо что-то делать? Хотя, я полагаю, лицезреть голую женщину – вполне достаточно. Если нет, подскажите. В конце концов, я не светская дама. Но я очень быстро все схватываю. Я могу быстро научиться тому, чего не знаю. Совершив ошибку однажды, я стараюсь ее не повторять. Мы подойдем друг другу, если вы просто скажете, в какой момент нашего акта вы считаете меня неполноценной.

Наклонившись, она стянула с себя чулки. Куда подевались туфли? Ее волосы рассыпались по плечам, и он подумал, что еще никогда не видел ничего более прекрасного, чем Давина. Она сидела на краю кровати, подняв одну ногу и совершенно не стесняясь.

Она заметила, куда был направлен его взгляд, и улыбнулась, хотя эта улыбка не совсем вязалась с раздражением в ее глазах.

– Мне лечь под простыню, Маршалл, и притвориться, что я дрожу? Вам нравятся только испуганные женщины?

Он был уверен, что она хотела, чтобы ее голос звучал резко.

Он прислонился к стене. Интересно, как далеко она зайдет в этом маленьком представлении, подумал он.

Он снял сапоги, но только для того, чтобы отдохнули ноги. Пойти дальше он не был готов.