У фламандцев
Шрифт:
— Ты работаешь на «Полярной звезде»?
Человек радостно кивнул головой.
— Ты подстерегал меня?
На лице несчастного появилась какая-то смесь страха и радости. Но разве речник не сказал Мегрэ, что его работник не в своем уме и что по временам у него бывают приступы эпилепсии?
— Не смейся! Говори, что ты здесь делаешь!
— Смотрю на вас.
— Это твой хозяин велел тебе следить за мной?
Мегрэ не мог грубо обращаться с этим беднягой, который вызывал жалость,
— Не бейте меня!
— Пошли!
Многие баржи уже сдвинулись с места. Впервые за последние несколько недель на их палубах царило оживление: готовились к отплытию. Женщины шли за провизией. Повсюду шныряли таможенники, поднимались на суда.
Соседние баржи удалялись в сторону, а «Полярная звезда» оставалась одна, и нос ее немного отошел от берега. В каюте виднелся свет.
— Иди вперед!
Нужно было перейти через мостик, состоявший из одной только доски, гибкой и неустойчивой.
На борту никого не было, хоть там и горела керосиновая лампа.
— Где твой хозяин держит свою воскресную одежду?
Мегрэ задал этот вопрос потому, что в каюте царил необычный беспорядок.
Работник открыл стенной шкаф и выразил удивление. На дне его валялась одежда, которая была на речнике еще сегодня утром.
Работник стал неистово жестикулировать. Он ничего не знал!
— Ну ладно! Можешь оставаться здесь.
Обескураженный Мегрэ вышел и наткнулся на таможенного чиновника.
— Вы не видели речника с «Полярной звезды»?
— Нет. А он не на борту? Я думал, он хочет уйти завтра рано утром.
— Это его баржа?
— Да нет, что вы! Она принадлежит его двоюродному брату, который живет в Флемале. Такой же оригинал, как и он…
— Сколько он зарабатывает перевозкой грузов?
— Франков шестьсот в месяц… Может быть, немного больше, если учитывать контрабанду. Но ненамного…
Дом фламандцев был освещен. Свет виднелся не только в окнах лавки, но и на втором этаже.
Несколько минут спустя там зазвенел звонок, Мегрэ вытер ноги о соломенный коврик и крикнул мадам Питере, которая уже выбежала из кухни:
— Не беспокойтесь!
Первая, кого он увидел, когда его проводили в столовую, была Маргарита Ван де Веерт; она перелистывала какую-то партитуру.
Воздушнее, чем когда-либо, в своем светло-голубом атласном платье, она приветливо улыбнулась комиссару.
— Вы хотите видеть Жозефа?
— А его здесь нет?
— Он пошел наверх переодеться… Это безумие ездить на мотоцикле в такую погоду! Особенно для него, он и так слабого здоровья и переутомлен своими занятиями…
Это была не любовь! Скорее обожание! Чувствовалось,
Что ж в нем было такого, чтобы он мог внушить подобные чувства? Разве его сестра не говорила о нем примерно в таких же выражениях?
— Анна с ним?
— Она готовит ему одежду.
— А вы? Вы давно пришли сюда?
— Около часу назад.
— Вы знали, что Жозеф Питере должен приехать?
Она слегка смутилась. Но это продолжалось только секунду, и она тут же ответила:
— Он приезжает каждую субботу, в один и тот же час.
— В доме есть телефон?
— Здесь нет! А у нас есть, конечно. Отцу ведь он все время нужен.
Сам не зная почему, Мегрэ начинал чувствовать к ней неприязнь. Или, точнее, она теперь раздражала его!
Ему не нравилась эта инфантильная манера держаться, нарочито детская речь, взгляд, которому она старалась придать наивную чистоту.
— Ну вот! Он спускается сюда…
И действительно, на лестнице послышались шаги. В столовую вошел Жозеф Питере, чистенький, свежий, только что причесанный влажной гребенкой.
— Ах, вы здесь, господин комиссар?
Он не посмел подать Мегрэ руку и, повернувшись к Маргарите, спросил:
— А ты ему еще ничего не предложила?
Слышно было, как в лавке несколько человек говорили по-фламандски. Пришла Анна. Спокойная, она склонилась в реверансе, которому, вероятно, ее обучили в монастыре.
— Это правда, господин комиссар, что вчера вечером произошел скандал в одном из городских кафе?..
Я знаю, люди всегда преувеличивают… Но садитесь же!.. Жозеф! Пойди принеси чего-нибудь выпить…
В камине горели торфяные брикеты. Рояль был открыт.
Мегрэ старался вспомнить впечатление, сложившееся у него еще когда он впервые пришел сюда, но каждый раз, как ему казалось, что он достиг цели, мысль его убегала в сторону.
Здесь что-то изменилось. Но только он не понимал что.
Его охватила досада. Лицо у него было замкнутое, упрямое, как в те дни, когда ему не везло. Точнее, ему хотелось сказать некстати что-нибудь неожиданное, чтобы нарушить окружавшую его обстановку.
Причиной этого неясного чувства была, главным образом, Анна. Она была все в том же темно-сером костюме, придававшем ее фигуре неподвижные формы статуи.
Неужели и впрямь недавние события не взволновали ее? Она двигалась, но при этом ни одна складка ее одежды не шевелилась. Лицо оставалось безмятежным.
Она напоминала героиню из античной трагедии, заблудившуюся в повседневной и мелочной жизни маленького пограничного городка.
— Вам случается иногда отпускать товары в магазине?