У каждого свой долг (Сборник)
Шрифт:
Месяца через полтора после бегства Хасан повстречал в горах незнакомого человека. Елисбар — так звали незнакомца — был крайне истощен и в двадцать шесть лет выглядел подростком. Эрушетов накормил его и вылечил, так как Елисбар ни за что не хотел спускаться в селение. Обычно угрюмый и неразговорчивый, Елисбар однажды разоткровенничался и поведал, что работал шофером, частенько выпивал. Как-то в рейсе хватил через меру и вместе с машиной свалился в кювет. Сам не пострадал, а машину так искорежил, что его хотели судить. Вот и бежал в горы…
Потом
— Ну и долго же я тебя искал! — воскликнул Гиви, когда они повстречались. — Хотят меня судить за кражу. Ну какой я вор? Посуди сам! Взял из магазина ружье и порох, а деньги верну, когда заработаю, — и он рассмеялся. В противоположность Елисбару Гиви был весельчак, любил балагурить и танцевать. От Гиви-то Хасан и узнал, что учитель остался жив.
— Мамия его навещает, — проговорил Гиви и осекся. Рука Хасана потянулась к кинжалу, но он сдержался.
Потом к группе примкнул круглолицый Хусейн, глуповатый Элдар и звонкоголосый Нония, которые тоже бежали от наказания. Все они дали клятву верности Эрушетову.
По горным селениям пошли слухи, что несколько человек скрываются в горах. Жители стали говорить с опаской: недавно группа людей напала на охотничий магазин, взяли ружья, много пороху, в долине связали пастуха, угнали в горы колхозных овец…
К зиме разговоры поутихли. Замело тропы буранами. Дороги стали непроходимыми, и милиция вынуждена была прекратить розыск. Поговаривали, что видели каких-то парней в горах, на границе с Турцией.
Самым последним пришел в группу Махмуд. Хасан хорошо помнил, как это было.
На утренней заре, когда еще очень хотелось спать, его разбудил Гиви:
— Хасан, там кто-то кричит.
— Где? Я не слышу. Пойди посмотри.
Гиви поднялся и вышел из пещеры. Остановился на площадке и из-за камня стал наблюдать. Путник был один.
— Эгей-ей! Эгей-ей! — теперь и Хасан услышал крик. Быстро вскочил и вышел из пещеры. Какой-то человек с мешком за плечами удалялся от них. Хасан сказал:
— Спустись, Гиви. Узнай, что ему нужно.
Молодой горец быстро нагнал путника и вырос перед ним, словно из-под земли.
— Куда держишь путь так рано?
— Несу шапки тому, кто лучше всех стреляет.
— Шапки?! — Глаза у Гиви разгорелись. Все они давно мечтали о теплых барашковых шапках, отнимать же их у местных жителей не разрешал Хасан. Он знал, как трудно достается хорошая шапка.
— Покажи! — попросил Гиви.
Махмуд развязал мешок, достал черную барашковую шапку, потряс ее в руке, отчего мех стал пышным, и передал горцу. Гиви погладил мех рукой и осторожно надел шапку на голову. «В самый раз. Точно сшита по заказу!» — подумал он. С шапкой не хотелось расставаться.
— А еще есть? — спросил он с надеждой в голосе.
— Бери, бери. Для всех принес. Веди меня к главному. Махмуд знает, сколько нужно.
Хасан сидел на большом валуне, слегка прикрыв глаза,
Махмуд поднялся на площадку, остановился возле него и стал рыться в мешке, выбирая шапку.
— Вот для тебя, — наконец вытащил он и протянул Эрушетову. — Посмотри, какая красивая!
Шапка действительно была хороша. Хасан взял шапку, пощупал мех и ощутил приятное тепло.
— Возьми меня к себе, — тихо произнес пришелец.
«Что нужно этому человеку? Почему он принес шапки? Откуда он знает, сколько нас человек?» Хасану показалось, что Махмуд что-то скрывает.
— Кто тебя прислал? — не отвечая на просьбу и глядя в упор на Махмуда, спросил Эрушетов.
— Почему ты мне не веришь?
— А почему я должен тебе верить?
— Не уйду я от тебя. Некуда мне податься. Меня тоже ищут. Пока никто не знает, что я отправился к тебе. Работал я в магазине и растратил много денег. Были у меня женщины, сам понимаешь… Вот и будут меня судить. А я не могу в тюрьму, горную птицу нельзя упрятать за решетку — погибнет. Так же, как и тебя…
Эрушетов долго разговаривал с пришельцем, не решаясь взять его к себе: уж очень хитрым он ему показался. Но Махмуд знал, о чем и как нужно говорить, и, заметив, что Хасан начинает колебаться, пустил в ход самый сильный козырь. Он достал маленький кинжал в красивых ножнах.
— На, бери! Мне дал знакомый старик шапочник. А я дарю тебе.
Теперь Эрушетов ни в чем не мог отказать Махмуду. Он любовно погладил кинжал и спросил:
— Кто такой шапочник и откуда у него такая вещь?
— Не знаешь ты его. В Тбилиси он живет. О тебе слышал.
— Ого! Вон куда слухи дошли…
— Еще бы! Целый взвод милиции против тебя посылают. Хотят любыми средствами уничтожить группу. Нужно сейчас же уходить…
А утром и в самом деле внизу появились военные. Какой-то отряд разбил палатки у подножия горы. Вскоре солдаты начали окружать стоянку Эрушетова. По-видимому, они получили точные сведения, где находятся преступники. Первым к главарю подбежал Махмуд:
— Нужно бежать, Хасан! Немедленно, если еще успеем… — он был взволнован. Лицо его покраснело, на лбу выступил пот. Только теперь Эрушетов окончательно поверил ему.
— Ничего, дорогой, не волнуйся. — Эрушетов оставался спокойным.
Когда солнце повисло высоко над горами, а воздух прогрелся и стал дрожащими струйками подниматься вверх, солдаты начали взбираться на гору. Им, должно быть, дан был приказ, взять всех живыми.
Участники группы сгрудились возле своего предводителя и ждали его решения. Эрушетов сидел на большом камне, молча смотрел на громадные каменные глыбы и о чем-то думал.
Собирался он вступить в бой? Но он не был безрассуден и понимал, что сопротивление бесполезно. Сожалел ли, что не послушался Махмуда и не ушел ночью? Сейчас ему было жаль покидать Родину и уходить на чужбину, хотя он знал, что другого выхода нет.