У каждого свой долг (Сборник)
Шрифт:
Когда солдаты подошли так близко, что могли вести прицельный огонь из винтовок, Эрушетов подал команду:
— В людей не стрелять! Два залпа вверх! — взмахнул рукой и выстрелил вместе со всеми. Солдаты залегли, укрылись за крупными камнями и открыли огонь.
Хасан приказал:
— Всем за мной, не отставать!
Солдаты карабкались все выше и выше. Сбоку — пропасть, в которую страшно смотреть, впереди — отвесная скала, неприступный утес, на который могут взобраться только альпинисты. И совсем
— Прекратить огонь!
Он был уверен, что участники группы одумались и решили сдаться.
Отряд мигом взобрался на площадку. В воздухе стоял запах пороха, угли в костре еще тлели. И — никого. Преступников след простыл. Командир оглянулся по сторонам, может быть попрятались? Но спрятаться было негде…
Эрушетов медленно шел во главе группы. Они спускались вниз уже по ту сторону границы. Одному ему известными тропами вывел он своих людей из окружения. Но на душе у него было не весело.
Когда селение было совсем близко, он подозвал парней и сказал:
— Наступают холода. В горах нам будет тяжко. Перезимуем здесь. Кто говорит на местном языке?
— Я немного, — ответил Махмуд.
— Ты пойдешь со мной в селение. Продадим шкуры, купим продукты и порох. Остальные останутся с пастухами в горах. И чтоб все было тихо!
Слова главаря были законом. В селении Махмуд предложил:
— Давай поедем в город. Посмотришь красивые магазины.
Эрушетов покосился на него.
— А если потребуют документы?
— Не бойся. Я там бывал, никто не интересуется. Зайдем к мадам Сании. Заведение там у нее с девочками…
Эрушетов прислонился к скале, задумчиво посмотрел на горы, которые заволакивали тучи, и решительно сказал:
— Нет, дорогой. Ты как хочешь, а я не пойду… Не лежит у меня душа, понимаешь… Буду ждать тебя здесь. Когда ты возвратишься?
— Дня через два, если ты не возражаешь. Ты должен меня понять.
— Иди, но будь осторожен…
Махмуд возвратился, как обещал.
Выглядел он веселым и отдохнувшим. После взаимных приветствий, радостно воскликнул:
— Какой я тебе принес подарок, Хасан! Посмотри! — и Махмуд вытащил из внутреннего кармана черкески серебряную с инкрустацией зажигалку.
— Где ты взял? — глаза Хасана загорелись от восхищения.
Он положил зажигалку на ладонь, сокрушенно посмотрел и сказал:
— Возьми назад. Не могу я принять такой подарок. Чем я тебе отплачу?
— Э-э, Хасан! Зачем отплачивать. Ты уже и так сделал доброе дело, что взял меня к себе. Куда бы я девался! Бери, бери! Это дал мне друг, который мне тоже многим обязан. — Махмуд отошел в сторону, показывая, что разговор окончен.
Зима показалась Хасану очень длинной, и с наступлением ранней
Против его группы вновь послали отряд. Хоть и не совершали они убийств, но угоняли скот, нападали на лавки. Несколько раз командир отряда проводил разведку, узнавал, где находится группа, и спешно готовился к операции. Но каждый раз главарь уводил своих людей из-под удара. Как он это делал? Для всех оставалось секретом.
Осенью Хасан опять ушел через границу, а возвратившись весной, принес матери подарок: красивую вишневую шаль. Хасан даже сейчас помнил мягкое тепло тонкой шерсти, и ему виделась счастливая улыбка матери.
«А все Махмуд! Настоящий друг. Это он принес шаль из города… Что-то долго его нет!» — с огорчением вспомнил Хасан…
Когда совсем стемнело, он поднялся, чтобы приготовить ужин: вошел в пещеру, разложил сухие сучья, собираясь разжечь костер. Неожиданно послышался крик. Хасан выскочил на площадку. Прислушался.
— Эге-ей! — он узнал знакомый голос. Эрушетов встал на краю утеса, где был виден только крутой спуск лишь у самых ног, а дальше угадывался обрыв. Накрывавший его причудливый купол из звезд не давал света.
— Эге-ей! — более отчетливо повторился крик и его умножили горы: «Эгей… Эгей… Эге…»
Теперь он ответил:
— Ого-ой! — И эхо подхватило: «Ого-о!.. Ого!.. Ооо!..»
Потом стало слышно, как внизу осыпаются камни из-под чьих-то ног. Вскоре на горную площадку поднялся Махмуд. Хасан подошел к нему, и они обнялись.
— Пойдем, дорогой, в пещеру. Я готовлю ужин.
Эрушетов достал из дальнего угла пещеры баранью тушу. Махмуд ловко разжег костер. Не прошло и часа, как они сидели у раскаленных углей, резали ароматную, пропеченную на вертеле баранину. Когда Махмуд утолил голод после долгого пути, Эрушетов спросил:
— Что так долго не шел?
— Был, дорогой, в Москве. Сам понимаешь, время летит, как лавина с гор. Переговоры, разговоры…
— Неужели в Москве? Что говорят власти? — Эрушетов посмотрел на пришельца с тревогой и надеждой.
— А-а, дорогой. Ничего хорошего. — Махмуд неопределенно взмахнул рукой. Потом долго жевал кусок баранины, словно ему попались жилы. Наконец он сказал: — Нельзя тебе, Хасан, покидать горы. Не простят они тебе. — Заметив горькую усмешку, пробежавшую по лицу главаря, продолжал: — Власти ничего не говорят. Сказали, пусть выходит и сдает оружие. Потом решим. Но я случайно подслушал разговор. Один большой начальник говорил другому: «Он связан с заграницей. Весь район знает, что он ходил на ту сторону. Нельзя, говорит, оставлять его на свободе».