У кладезя бездны. Часть 1.
Шрифт:
Генерал похлопал примаса по плечу.
— Не переживай. Свои есть свои — мы должны держаться друг друга. Верно?
Это было обещанием поддержки — в том числе силовой.
— Когда? — прямо спросил примас.
— Все уже готово, я жду сигнала — откровенно ответил генерал — думаю, со дня на день…
Крым
2013 год
— Ракета слева! Ракета!
— Я пустой!
— Крою!
— Справа! Справа!!!
— Ложись!
Вспышка —
Не уйти…
Я открыл глаза. Нейтрально — зеленые, не ярко-зеленые, а такого приглушенного цвета шторы и точно такого же цвета обои. Я их ненавижу…
Будильник. На тумбочке — по нему выверяют время процедур. Наручные часы нельзя, они нарушают ток крови — поэтому приходится пользоваться будильником. До следующих — еще час. Но я говорю сам себе и говорю врачам, что все нормально — но нормального ничего нет. Хорошо, что я снова могу ходить… все-таки могу. Уже второй месяц я делаю прогулки по берегу. Сейчас — больше трех километров, ежедневно.
Палку я решил не брать. Без палки — больно, но я хожу так вот уже второй день. Когда мне показали устройство, которое мне предстоит использовать в качестве подпорки при ходьбе, слово дворянина, был бы пистолет в руке — застрелился бы. Но я вспомнил кое-что, чему нас учили в училище. Даже если ты висишь над пропастью — никогда не сдавайся. Один шанс из миллиона — что в этот момент произойдет землетрясение, и если ты не упадешь раньше — пропасть закроется.
Теперь — уже и без палки хожу. Вот так вот — всем смертям назло.
Набросив на плечи куртку — что-то с моря ветерок подувает — я начал спускать вниз…
Дорога от санатория к морю — сама по себе проблема. Она очень крутая и замощена галькой — надо идти очень осторожно, а то ноги проскользнут. И нужно держать равновесие, а то, как говорил один альпинист — до низа только уши твои доедут.
С альпинистом этим, точнее — с горным стрелком — я встретился в Персии. Сейчас, по моим данным — в живых его не было, погиб. Просто удивительно — сколько людей погибло за последнее время вокруг меня, сколько людей погибло из тех, кого я знал. Мы становимся каким-то потерянным поколением… взорванным на фугасе, расстрелянным из засады, погибшим — в атомном кошмаре. Как же получилось так, что времена тридцатых и сороковых — вернулись?
Небольшой электрический карт, проезжавший мимо — резко затормозил, я взглянул на пассажира. Так и есть — Исакович, лечащий врач. Точнее — один из лечащих врачей, зато для меня — самый главный. По позвоночнику.
— Господин Воронцов, по этой дороге даже я не рискую спускаться. Вы понимаете, что одно неловкое движение — и плоды месяцев труда лучших докторов пойдут насмарку!
— Понимаю. Но я не хрустальная ваза, доктор. И не желаю ей быть.
Профессор поцокал языком.
— Просто поразительно. Вам надо лежать еще месяца два, прежде чем пытаться вставать на ноги. Ну, куда вы спешите, голубчик!?
Я пожал плечами.
— Может быть, жить, доктор? У меня теперь есть не один, а два сына. Вам не кажется, что этого — достаточно, чтоб еще пожить, а?
На пляж — ведет небольшая, прикрытая с обеих сторон зарослями розмарина и акации тропка. Весна —
Просто не представляете как раз.
На пляже — никто не загорает, серое, холодное, почти штилевое море — но вот в кабинках для переодевания кое-кто уже есть… и даже не в одной. Местные, туристам пока тут делать нечего. Когда то давно — и мне для счастья было достаточно кабинки для переодевания на пустынном пляже и доверчивых серых глаз напротив. Там чуть выше интернат Его Величества для тех, у кого не осталось не только отца с матерью, но и деда.
Не буду никому мешать. Пойду. Вон там — положенная мной заметка — валун, причудливой формы, наполовину обросший водорослями. Каждый день — я дохожу до него, беру его в руки, делаю еще двадцать пять шагов — и кладу обратно. Теперь — это моя новая отметка. Новая цель в жизни — каждый день дальше на двадцать пять шагов.
Майкла я, конечно же, заметил — спрятался неудачно, ноги видны. Эх, парень, поступал бы в Гарвард… если его конечно восстановили. Экономический или юридический факультет, потом какой-нибудь солидный банк первой величины или юридическая контора с партнерством к сорока годам, годовой бонус, на который можно купить дом, инвестиционные сделки по всему миру, организация финансирования, клиринговые и учетные операции. Все это — намного проще, чем становиться воином невидимого фронта.
— Эй, мистер!
Я чуть шаркнул ногой — просто проскользнула — но дальше пошел вперед.
— Мистер!
Только бы не…
— Отец!
Я остановился…
Конечно же, я знал, что он рано или поздно придет… та ракета, пущенная с вертолета, повредила мне позвоночник и черт знает еще что — но мозги оставались при мне… более того… они стали работать еще лучше. Разум, не отягощенный мелочными проблемами бытия, становится острым как бритва, особенно если постоянно подкармливать его информацией и заставлять работать. У меня в палате два ноутбука и я работаю на них — до тех пор, пока не выключают свет. Теперь-то я точно знаю — ради чего я должен выздороветь. И ради кого.
Майкл стоял чуть в стороне, не знаю, как он пробрался через сетку, ограждающую пляж — но как-то пробрался. Он отпустил волосы, они у него моего цвета, но чуть вьющиеся как у матери. В джинсах и с волосами, заколотыми сзади в косичку — он выглядел стопроцентным мачо — североамериканцем.
Песок на пляже был сухим, проваливался под ногами — а это мне пока не слишком хорошо дается, все-таки меня тогда здорово прибило, спасатели почти мертвым вытащили. Но, в конце концов — это мой сын, что бы он не думал, и ради него — можно перетерпеть и не такое.
Я подошел к Майклу, оставив между нами знаменитое личное североамериканское расстояние — полтора метра. Все-таки он — типичный североамериканец, даже смотрит, как смотрят они, оценивающе. У него это получается неосознанно.
— Мама прислала?
Майкл мотнул головой.
— Нет. Я сам. Надо поговорить.
— Говори.
— Не здесь. Поехали… я местечко знаю.
Я примерно прикинул.
— У меня процедуры. Минут через пятьдесят.
— Я собираюсь уезжать, отец. Ты же всегда нарушал правила. Я подвезу тебя обратно…