У кладезя бездны. Часть 1.

Афанасьев Александр

И только мы — не знаем, за правое ли дело воюем. Мы просто деремся… потому что деремся. Стреляем и отмахиваемся Катраном — боевым водолазным ножом — от истории. Совсем недавно я прочитал у французского революционного писателя Виктора Гюго — сильнее всех армий мира идея — время которой пришло. Французы разрушили свою страну, бросили ее как хворост в костер — ради идей. Господь свидетель — я сделаю все, чтобы это не повторилось в России.

Когда я бывал на этой площади — еще маленьким — меня поражало то, что здесь как будто воронка какая-то. Иногда уже за пять шагов —

не слышно, что тебе говорят. Пространство поглощает звук — и иногда мне кажется, что так же оно поглощает время.

Чуть в стороне — стояли автобусы — привезли кадетов. Они не поприветствовали меня салютом — потому что я был в гражданском. И не надо, мой удел — безвестность…

— Не слишком подходящее место для выяснения отношений, тебе так не кажется? — спросил я Майкла.

— Я не хочу выяснять отношения.

— Уже прогресс. Так чего же ты хочешь?

Майкл оглянулся, потом посмотрел вверх. Ага… заметил особенность площади Севастопольской обороны. Сначала это немного пугает.

— Это здесь нормально. Просто говори тише… здесь никто не говорит громко. Тебя мать прислала?

— Нет. Она не говорит ничего про тебя.

— А ты хочешь знать?

— Да, хочу! Тебе не кажется, что я имею на это право!

— Говори тише.

Майкл снова огляделся по сторонам.

— Извини.

— Принято. Ты говоришь насчет прав — а как насчет обязанностей?

— Ты о чем?

— О том. Куда ты собрался?

Майкл сбился — как подросток, которого застигли за чем-то нехорошим.

— Откуда ты знаешь? Мама позвонила?

— Нет. По тебе видно. Тебе не стоит идти по моим стопам, по стопам своего деда.

— Почему?

— Ты родился и рос в Америке. Слишком открытый. Тебя легко просчитать… да что там просчитывать, у тебя все на лице написано.

— Я сам решаю, что мне делать! — разозлился Майкл.

— Решай. Тебе что-то мешает?

Видимо, он думал, что я начну говорить о России, о роде Воронцовых, обо всем таком. А вот не буду! Вспомнил себя в его годы, мне тоже много чего говорили — толку?

— Я хочу знать свою историю. Что произошло тогда. Тебе не кажется, что я имею право это знать?

— Кажется. Может, тебе лучше спросить у мамы? Она может видеть эту ситуацию совсем с другой стороны.

— Мама ничего не скажет. Она и правда работала на вас?

— Вероятно, да. Об этом тебе лучше спросить у Его Императорского Величества. Или господина Путилова, если что-то и шло — то вероятно через него, через Собственную, Его Императорского Величества Канцелярию. А может — и действительный тайный советник ничего не знает.

— И ты ее завербовал тогда, да?

Господи… Вот теперь то я понял, к чему он клонит. Это он сам выдумал, или в уши напел кто? Он, наверное, думает, что я был куратором его матери в Бейруте, заодно и спал с ней, по возможности — такое часто бывает. Мерзость какая…

— Я ее не вербовал. Я не знал о том, что она работает на нас до того, как мне приказали вытащить вас из Североамериканских соединенных штатов. Ты думаешь, я позволил бы ей выполнять подобную работу, а?

Теперь уже кричал я. На

нас даже кто-то обернулся.

— Ты же выполнял.

— Это другое. Мужчины обязаны рисковать собой ради своей страны. Как сказал один из директоров британской Секретной службы — наша работа столь грязна, что лишь настоящие джентльмены могут выполнять ее.

— Это словоблудие.

— Это правда. Соотнеси этим слова с собой, прежде чем шагнуть на этот путь.

— Давно соотнес. Так как насчет правды, а?

— Правды…

Я рассказал ему. Не все — но многое. Все нельзя — лучше не знать.

— Так она…

— Да. В Бейруте она работала против нас. Я ее не перевербовывал… просто так получилось. После всех этих событий Цакая пошел к Государю и добился акта о помиловании. Иначе ее могли бы повесить.

— Кто такой Цакая?

— Каха Несторович. Если останемся живы — я тебя свожу на его могилу. Или можем — поехать прямо сейчас.

— У меня нет времени.

Я постарался улыбнуться.

— Теперь твоя очередь говорить правду. Куда ты собрался?

Майкл помялся… было видно. Что площадь угнетала его — своими размерами, своим величием, сконцентрированной здесь историей. Интересно — кто ему подсказал пойти сюда?

— Ты помнишь мистера Уайта? Джона Уайта?

— Помню. Я встречался с ним пару раз.

— Он послал мне письмо. Я ответил. Моей стране сейчас нужна любая помощь, какая только возможна.

— Твоя родина здесь. Ты — русский и по отцу и по матери. И ты — дворянин и наследный князь рода Воронцовых.

— Моя родина там. Я родился и вырос в Североамериканских соединенных штатах. Я не намереваюсь отсиживаться здесь.

Мда… Я гнал от себя сомнения, но теперь — утратил их разом. Моя кровь. Я бы не предал свою страну — тем более в такой ситуации.

— Где ты хочешь работать?

— Пока — Американский красный крест. Гуманитарная помощь. Потом — думаю, найдется место в каком-нибудь посольстве.

Ну да, точно. Американский красный крест Его Величество Император Николай Второй Романов выпроводил из страны в восемнадцатом. После того, как вскрылись факты прямого участия, сей почтенной организации в масштабной поддержке мятежников в шестнадцатом. Эта организация — примерно то же самое, что и Федеральная Резервная Система — частная лавочка, которая каким-то таинственным образом заполучила право печатать деньги!

— Забудь.

— Отец…

— Забудь, тебе говорю. Иди в ФБР, в СРС, в АНБ — куда хочешь. Но в это дерьмо — не суйся.

— Странно. Я ожидал от тебя другого ответа.

— Но получил именно такой. Просто я знаю ситуацию немного лучше, чем ты. Пробуй устроиться на направлении Западная Европа — ты же знаешь русский и немецкий.

— Ладно, попробую… — было видно, что Майклу это совсем не нравится, но он по каким-то причинам наступил на горло собственной песне.

— И еще Майкл… — я думал, сказать ему это или нет, но все-таки решил сказать, лишним не будет — помнишь как у Артура Конан Дойля написано: «избегайте торфяных болот». Помнишь, где это написано?