У любви не всегда красивое лицо
Шрифт:
– Да не очень, - она говорила тихо, но я видел, какую боль ей причиняют все эти раны.
– Не очень? Кристин видела свою спину? Она усеяна стеклом, вонзившимся в её плоть… Что муж Кристин сделал с ней?
– Много чего… - она не хотела об этом говорить, я это сразу понял. Сжимая кулаки от гнева, я ушел в свою комнату. Там я взял пинцет и теплый халат, которым снабдил меня Надир, и спустился обратно. Я осторожно вытаскивал стекла и кидал их в стакан, а она вздрагивала и всхлипывала при каждом прикосновении. Когда я вытащил один особенно глубоко застрявший осколок, она дернулась,
– С Кристин все в порядке? – она открыла глаза и увидела, что я стою перед ней.
– Д-да, про…продолжай…
Мне стало так больно, словно это я был ранен, но только не в спину, а в сердце. Но я был вынужден продолжить, иначе в раны попадет инфекция. Она молчала, все так же иногда всхлипывая. Я сложил пинцет в тот же стакан и протер руки:
– Эрик закончил, - она только кивнула мне в ответ, а я вздохнул, зная, что еще предстоит. – Эрику нужно обеззаразить раны Кристин.
– Будет больно, - я шепнул ей на ухо, а она снова кивнула и еще сильнее сжала кулаки. Собравшись с духом, я прижал ткань, смоченную в спирте, к ее спине. Она вскрикнула, а потом зажала себе рот руками, содрогаясь и еле слышно шипя от боли. Чтоб ты сдох, чертов Рауль! Это ты заставил ее пройти через такое! Этого я тебе никогда не прощу!..
Через несколько минут я убрал ткань с ее спины и осторожно начал перевязывать ее раны бинтами, которые сделал, разорвав одну из своих рубашек. Закончив, я набросил на ее плечи халат. Она слабо выдохнула и покачнулась, чуть не потеряв равновесие. Я же успел подхватить ее. Бедный мой ангел… Сколько боли тебе пришлось вынести.
Она благодарно мне улыбнулась, опять заставив мое сердце затрепетать.
– Кристин сможет сама спуститься?
– Да. Спасибо тебе, Эрик, - слабо выдохнула она и, освободившись из моих рук, медленно подошла к двери.
Мы пошли наверх, чтобы проведать Густава. Он лежал на кровати в том же положении, в котором я его и оставил. Какой умный мальчик. Он сидел и смотрел на огонь, а, услышав шаги, обернулся. Он вопросительно посмотрел на маму, потом на меня, и развернулся обратно.
Я же направился к шкафу и выудил оттуда свою рубашку. Затем подошел к Кристин и протянул рубашку ей. Нужно же ей во что-то одеться.
– Кристин может переодеться в это.
Она кивнула, благодарно улыбнулась и скрылась в темноте. Я же сел на кровать у ног Густава.
– Густаву тепло?
– Да.
– Вот и хорошо.
– Эрик обещал Густаву какао.
– Ах да… Сейчас.
Я подошел к шкафчику, что стоял у окна, где я хранил пищу. Где же он?.. А, вот и горячий шоколад. Теперь нужно нагреть воду.
– Спасибо, Эрик.
Я обернулся и увидел Кристин в моей рубашке, которая была ей немного длинновата. Она стояла, сложив руки на груди, и смотрела на меня. Мне стало немного неловко. Она была так красива… Пусть рубашка была ей великовата, но она потрясающе обрисовывала ее стройную фигуру и открывала длинные ноги. Я сглотнул и кивнул
Я пошел на кухню, изо всех сил стараясь выбросить Кристин из головы. Но передо мной все еще стоял ее образ: стройная фигура, прекрасное личико, длинные ноги и рассыпавшиеся по плечам каштановые кудри… Оказавшись на кухне, я попытался вспомнить, для чего я шел сюда, но никак не мог сосредоточиться. Я очнулся от этого наваждения только тогда, когда случайно опрокинул на себя кружку с горячей водой. Чертыхаясь и дуя на обожженные пальцы, я наконец-то вспомнил, что мне нужно сделать.
Набрав воды и подвесив чугунный чайник над огнем, я пошел рыскать по шкафчикам, пытаясь найти хоть что-нибудь к чаю.
Едва отыскав там печенье, я постарался красиво выложить его на поднос, но у меня это никак не получалось. Плюнув, я просто сложил его на тарелку и понес в комнату. Уже дойдя до комнаты, я вдруг остановился, услышав голос мальчика.
– Мама, а почему Эрик ходит с тростью?
– Ты не можешь называть Эрика по имени, это неуважительно, - я усмехнулся, осознав, что Кристин умело отвлекла Густава.
– Тогда как мне его называть, мам?
– Он старше тебя, поэтому называй его «мистер Эрик».
– Мистер Эрик?
– с сомнением спросил Густав.
– Да, мистер Эрик.
Я улыбнулся про себя, хотя мне стало не по себе. Я ведь его отец, так почему же она не расскажет мальчику? Тогда он смог бы называть меня так, как ему хочется.
Когда чайник закипел, я налил в стакан горячего шоколада и отнес мальчику.
– Держи!
– Спасибо, мистер Эрик.
Я кивнул и посмотрел на его мать.
– Кристин будет?
– Нет, спасибо, не нужно, - она сидела на кровати возле Густава, скрестив ноги и глядя в огонь. В причудливом свете огня ее глаза сверкали, а кудри светились мягким каштановым цветом… Вдруг Кристин обернулась, поймав мой взгляд.
Осознав, что я уже несколько минут пялюсь на нее, я немного виновато улыбнулся ей и уставился в огонь. Вокруг было тихо, только слышалось потрескивание дров в камине и тихое дыхание Густава, который уже допил шоколад и теперь дремал, опираясь на плечо Кристин. Наверное, нужно уложить его спать. Да и Кристин отдых не помешает. Я поднялся на ноги.
– Кристин и Густав будут спать здесь.
– А ты?
– спросила Кристин.
– Эрик не привередлив, ему и на полу будет хорошо.
У неё не было сил спорить, она лишь виновато вздохнула и легла под одеяло, прижав к себе Густава.
Я задул свечи и оглянулся на сына и мать. Они лежали, прижавшись друг к другу, их глаза были закрыты. Мою душу залило теплом. Они здесь. Два человека, которые дороже самой жизни и за которых я бы отдал все на свете…
Мне совсем не хотелось спать, поэтому я, ступая очень осторожно, чтобы никого не разбудить, вышел на улицу.
Дождь уже закончился, было туманно и сыро. Я сел на ступеньки и прижался лбом к прохладной стали перил. Что мне теперь делать? Кристин и ребенку не место на грязном складе, и, тем не менее, она не может вернуться к Раулю. Я не дам ей туда вернуться!