У любви не всегда красивое лицо
Шрифт:
Уже собравшись уйти в спальню, я бросил мимолетный взгляд в сторону. И замер. Свет луны падал на пыльный пол через хлипкое старое окошко, и я заметил небольшую вереницу мокрых следов, уходящих вглубь склада. Значит, все-таки здесь кто-то есть! Но кто? Сейчас узнаем! Я покрепче взялся за трость и двинулся по темному коридору, готовый в любой момент застать незваного гостя врасплох.
– Кто здесь?
– прорычал я, мой голос эхом отбился от стен, заполнив весь дом.
– Выходи, иначе Эрик убьет тебя!
Недалеко от меня послышался слабый кашель и всхлип. Я резко развернулся, замахнувшись
– Кто такие? Зачем здесь? Что вам на… - Я запнулся и выронил трость из рук, узнав в дрожащей женщине Кристин, а в испуганном мальчике Густава. Все еще не веря своим глазам, я сделал шаг назад и, споткнувшись об что-то, упал на пол, не сумев удержаться на ногах.
– Эрик, прошу, не сердись!
– Взмолилась Кристин, бросаясь ко мне на помощь. Она протянула мне руку, но я не обратил на это внимания. Уже так поздно, что она здесь делает? Как она сюда попала и что ей нужно от меня?
– Кристин проникла в дом Эрика! Что Кристин здесь делает?..
Кристин молчала, все так же протягивая мне руку и взглядом умоляя принять помощь. Я вздохнул и принял ее руку. В этот момент бледный свет луны осветил ее фигуру и одежду. Я замер. Ее руки и ее блузка были покрыты засохшей кровью. Я медленно поднял на нее взгляд и увидел засохшую кровь на ее губах.
Боже мой, что случилось с ней! Одновременно и боль, и ярость вонзились кинжалом в мое сердце. Если с ней кто-то что-то сделал… Я убью их! Убью, разорву, уничтожу!.. В мою воспаленную голову уже приходили сотни вариантов того. Что с ней могли сделать: напали, ограбили, изнасиловали… При последнем предположении я чуть не застонал.
– Почему Кристин вся в крови?!
Я не спросил, а почти что закричал эти слова. Недаром Кристин испугалась и отдернула руку. Я поднялся на ноги, опираясь на трость, и продолжая сверлить ее взглядом. Но Кристин отвернулась, прикрыв лицо рукой. Я медленно оглядел ее с ног до головы: на лице была кровь, лиф платья был порван, руки и плечи покрывали синяки и ссадины… Кто же сделал это с ней?!
– Рауль… - прошептала она, тяжело дыша. В этот момент мое сердце остановилось, а затем забилось в два раза быстрее, разнося кровь, отравленную злобой, яростью и ненавистью, по всему телу.
– Он… он избил меня. Я бы не пришла сюда, если бы был другой выход. Мы не хотели тебя беспокоить, но начался ужасный дождь, и мы не придумали ничего лучше, как укрыться здесь. Мы бы ушли сразу, как только закончился этот жуткий ветер…
Но я не слушал ее извиняющихся слов, не слушал, что она говорила. В моей голове вертелись только три слова: “Рауль избил меня”…
– Рауль! – из моих губ вырвалось что-то, похожее одновременно и на сердитый вскрик, и на рычание. О, теперь он заплатит за все! Я не дам ему безнаказанно издеваться над своей любимой и над своим сыном. Сыном… Я только теперь вспомнил про мальчика и перевел на него взгляд, одновременно пытаясь успокоиться.
– А как мальчик? С Густавом все в порядке?
Ребенок поднял на меня большие глаза и кивнул. Всего один взгляд в эти серо-зеленые глаза заставил меня снова застыть. Мгновение я зачарованно смотрел в эти глаза,
– Пожалуйста, Эрик, не прогоняй нас в такую погоду… Я не о себе беспокоюсь, а о сыне. Клянусь, погода уляжется, и ты и не вспомнишь, что мы тут были… Ради Густава, не прогоняй…
Как она может даже думать такое?! Что я выгоню ее и ее ребенка – нет, своего ребенка! – на улицу? Да еще в такую погоду? Ни за что!
– И ради Кристин. Ей нужно привести себя в порядок.
Я протянул ребенку руку, и он охотно её принял, улыбнувшись мне. Испуганное выражение на его лице сменилось радостью.
– Идем, Густав, я уложу тебя спать. Твоя мать придет сразу, как только умоется.
Я отвел мальчика в свою комнату, уложил его в постель и укрыл одеялом. На меня смотрели ярко-зеленые глаза. В них отражалось пламя горящего огня, и они так красиво блестели. Я невольно улыбнулся мальчику.
– Густав посидит здесь полчаса, пока Эрик помогает его матери?
Мальчик согласно кивнул.
– Отлично! Когда Эрик вернется, то сделает тебе горячий шоколад.
Я почти выбежал из комнаты, стремясь как можно скорее найти Кристин и помочь ей. Но нужно что-то прихватить, кажется, я видел раны и на ее плечах. Злость снова охватила меня, но усилием воли я с ней справился. Сейчас не время думать о мести. Я нашел ведро и, спустившись вниз, набрал в него воды из-под крана. Затем отправился в ванную, где была Кристин.
Она уже умыла лицо и руки, но ее платье было насквозь мокрое от дождя, и кое-где на нем была кровь. Когда я вошел, она повернулась ко мне и несмело улыбнулась, но, несмотря на это, в ее глазах застыло затравленное выражение.
– Спасибо тебе, Эрик, за то, что помогаешь нам…
– Кристин не за что меня благодарить. Сначала она должна умыться и привести себя в порядок, - я на минуту заколебался, думая, согласится ли она раздеться в моем присутствии. – И Кристин должна снять это платье, оно грязное и мокрое.
Она покраснела и мотнула головой.
– А.. это обязательно?.. Я не могу… Это как-то… Неловко.
Я покачал головой.
– Это ради блага Кристин. Ей нужно вытащить осколки из ран. К тому же, Эрик уже видел Кристин без одежды, и он думает, что за эти несколько лет в ней вряд ли что-нибудь изменилось. Ей не нужно стесняться Эрика.
Я изо всех сил старался казаться безразличным, но при самой мысли о том, что я увижу ее обнаженной, у меня перехватило дыхание. Может, действительно будет лучше, если она сама справится со всем этим?.. Но, к моему удивлению, Кристин кивнула, поколебавшись всего минуту. А затем стянула с себя платье.
Я выдохнул, потому что, кроме верхнего платья, на ней была нижняя юбка. Это меня немного успокоило, хотя руки все еще предательски дрожали. Я перевел взгляд на ее спину. В глаза сразу бросились стекла, торчащие из многочисленных порезов и ран, и поблескивающие в свете свечи, которую она только что зажгла и поставила на небольшой ящик. Я сглотнул, забыв о том, что она была почти обнажена, о том, что сделал Рауль, обо всем. Ей было больно, и я почти физически ощущал эту боль.
– Кристин очень пострадала… – мой голос дрогнул и сорвался.