У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем!
Шрифт:
— И о том, что жить тебе придется на выселках? В уединении? – настаивала я.
— Ой, ну не на Желтой стороне, в конце-то концов, — отмахнулась Эльса и вприпрыжку подбежала к самому краю обрыва. Раскинула руки: — Какая красота-а…
— Эль, Шай не простой оборотень, а племянник главы клана. Он границы клана защищает и на душников охотится, а знаешь, какой норов для этого нужен?
— Мне все равно. Я люблю его, — пожала плечами она.
На фоне бескрайнего неба и белых облаков, на краю обрыва девушка в мужской одежде — крепких ботинках, темных штанах и голубой
Впрочем, венок, только из синих колокольчиков украшает и меня, и отлично подходит к моим рыжеватым косам и беленой рубашке, что я сегодня надела. Дин прямо глаз оторвать не мог и дальше всю дорогу так смотрел, будто касался, и не скрывал желаний. Несколько раз предлагал прокатить на своем могучем жеребце, а я упрямо хорохорилась: отшучивалась или язвила. А то сдамся быстро, как, наверное, другие его зазнобы, и перестану интересовать. Да к тому же смущал хохот обозников, стоило им про могучего жеребца услышать, заставляя гадать: что смешного Дин сказал? Или бесстыжего? А может просто привычно подшучивают?! С них станется.
— Савери? — неожиданно Эльса внимательно заглянула мне в лицо.
— Да?
— Не бойся, Дин не обманет тебя.
— Не надо, я сама раз…
— Сейчас он совсем другой, — оборвала меня Эльса на полуслове. — Смеется часто, шутит, на тебя все время смотрит, а ты не замечаешь.
— Эль, я не боюсь. Я…
— Да любому заметно, что стоит ему тебя коснуться рукой, а не звериной лапой, ты сжимаешься, словно сейчас ударит. Дин даже спит теперь в тигрином обличье. К тому же цапаетесь вы часто по любому поводу. Ты не видишь, а он вокруг тебя круги нарезает, нервничает, когда другие просто подходят к тебе. Он уже с несколькими мужиками на ножах из-за этого, а ты все в облаках витаешь.
— С кем? — сперва удивилась я. И сразу же отшила заступницу: — Я — женщина, между прочим, и тоже хочу, чтобы за мной ухаживали. Завоевывали. В чувствах признавались, да так, чтобы за душу брало. А не подшучивали на каждом шагу.
Я подошла к подруге и встала рядом, тоже залюбовавшись красивыми, но суровыми что ли берегами — крутыми, каменистыми, держащими в оковах быструю, шумную, полноводную реку. Дальше по течению виднелась холмистая местность, поросшая деревьями. В небе парит копчик, небольшой ястреб — следит за нами. Мне, если честно, как-то страшновато было стоять на краю обрыва, высоко и мутная вода внизу бурлит. А вот Эльсе все нипочем: опять раскинула руки в стороны и подставила лицо солнышку.
— Глупенькая ты, Савери. Языком молоть каждый может, а Дин — другой, он делами покажет, что нужна ему ты и никто другой.
Неожиданно меня прорвало похихикать:
— Вот смотрю я, у тебя ума палата! Чего же ты раньше любимого дядюшку занудой считала, изводила и девиц от него гоняла?!
— Да вот, нашла, наконец, умницу, которой готова передать родственничка. Заметь, в хорошие, добрые руки, — тоже хихикнула Эльса. А потом неожиданно спокойно, уверенно продолжила: — Сонники
У меня прямо душа запела, стало так радостно, что впору в пляс пуститься. Да берег больно опасный, мелкие камешки летят вниз — страшно.
— Какие мудрые мысли… изредка появляются у тебя, — защищаясь от смущения, усмехнулась я. — Правда, хороших родственников безоглядно посторонним девицам не раздают, а то вдруг…
Эльса недовольно топнула ногой:
— Вот упертая кошка!
— Ты не топала бы ногами, берег здесь больно хлипкий, — обеспокоилась я.
— Придумала тоже! — усмехнулась Эльса. — Веками стоит и нас выдержит.
— Я бы не стала зарекаться, — наблюдая за отколовшимся камнем, плюхнувшимся в воду, проворчала я. — Пошли отсюда.
— Трусишка! Трусишка! — запрыгала Эльса, — Как раз для нашего Дина, он любит опекать…
— Прекрати! — рявкнула я, пытаясь ухватить ее за руку, чтобы оттащить от края.
— Хорошо, пошли уже… — снисходительная усмешка слетела с лица Эльсы, когда под ногами дрогнула земля.
И вместе с обвалившимся пластом берега она полетела в реку.
— Какая же ты за-р-р-а-з-за-а-а… — вопила я, срываясь вслед за ней.
В воду мы вошли свечками, хвала Луне, не отбив себе все печенки. Рядом поднял брызги рухнувший кусок земли, большой, по счастью не задев меня, а Эльсе камень рассек лоб.
Безжалостный стремительный поток уносил нас прочь от обоза и защитников. Мы выныривали, отплевывались, хватали ртом воздух, снова уходили под воду. Плавали мы, как выяснилось, отвратительно и не утонули лишь благодаря бревну, которое каким-то чудом оказалось под руками. Вцепившись в него когтями, отдышались, отплевались и осмотрелись.
К вящему ужасу, выступа, с которого мы свалились, было почти не видать, лишь несколько темных точек-фигурок не берегу. Осталось надеяться, что обозники слышали наши вопли. А вокруг сплошь мутная, холодная, бурная вода и крутые берега, за которые не зацепиться при всем своем желании, потому как бревно к берегу не прибивалось, управляться с ним не получалось, а бросить его и пуститься вплавь, рассчитывая на свои силы — смерти подобно. Мало того, спасительное бревно переворачивалось — и мы с Эльсой тоже, с визгом. Наконец, нам повезло: впереди показался более пологий склон и небольшой пятачок, на который мы с трудом выбрались. Отдышались, и Эльса уверенно прохрипела:
— Думаю, спасать нас придут поверху.
— А может и не придут, — просипела я злобно, — порадуются, что от таких придурочных девиц избавились, которые без конца куда-нибудь вляпываются.
— Прос-сти, С-с-савери! — У Эльсы зуб на зуб не попадал.
Мокрая продрогшая, она сидела, обхватив себя руками, и тряслась от холода, впрочем, как и я. Вода в реке студеная и «купание» на пользу нам точно не пойдет, а солнце скоро сядет.
Я внимательно осмотрела склон и с сомнением предложила: