У любви семь жизней
Шрифт:
— Прости… Плохо мне. Не могу тебя забыть. И ничего нового не скажу. Только то, что говорил раньше — выполню всё, что обещал. Ты должна мне поверить!
— Поверить? — сорвалась Лера, — Во что?! У тебя есть жена. Для постели есть любовница. Для полноты картины и самоутверждения хочется, чтоб молодая влюблённая девчонка пожертвовала своим будущим и родила ребёнка. Что нового? Этот вариант и набор этих слов слышала много раз. С твоей стороны — на что готов ты? Давид, мне тоже плохо. Мне очень-очень плохо! Если
Она соскочила, стиснула челюсти и сдерживая всхлипывания, метнулась к выходу.
Финиш. Больше эту экзекуцию и унижение терпеть нельзя. Они ранят друг друга. Права цыганка: «Нашла коса на камень». Дальше ничего не может быть. Только боль и поругание всего светлого, что когда-то было у них.
Давид рванул следом, навалился на дверь, не выпуская из квартиры. Пьяным голосом хрипло прорычал:
— Я не дам тебе уйти! Мы с тобой сегодня спим здесь. Это будет наша брачная ночь.
Вцепился в руку, насильно потащил в комнату. Лера ахнула и горько расхохоталась, ни дать ни взять — сцена семейной потасовки! Как противно — докатились до того, что отношения переродились в грязные скандалы, выяснения отношений и чуть ли не драки?!
Её глаза засверкали, вздыбилась, двумя кулаками треснула по груди:
— Отпусти! Не прикасайся!
Давид попробовал усадить упирающуюся девушку на диван, толкнул. Потеряв равновесие, упала на спину. Он всей тушей навалился сверху, придавил.
Завязалась отчаянная борьба. Она лягалась, колотила кулаками, извивалась. Изловчилась и мёртвой хваткой вцепилась зубами в плечо. Разъярилась, вошла во вкус и подвигала челюстями взад-вперёд, взад-вперёд… Мужчина взвыл от боли:
— Разожми зубы! Разожми по-хорошему!
Лера как невменяемая усилила укус.
— Бл….! — заорал он и с размаху влепил чувствительную оплеуху в щёку. От удара клацнули зубы, разжала челюсти. Покатились злые слёзы. От бессилия оскалилась по-собачьи, рыкнула в лицо.
Давид с яростно перекошенной физиономией поймал две её руки, соединил общим захватом в районе запястья и поднял над головой. Зажал увесистым туловищем её тщедушное тельце, пресекая потуги сдвинуться. Второй рукой бесцеремонно задрал кофточку, оголяя грудь.
Приостановился. Свирепо уставился в раскрасневшееся лицо, задыхаясь прохрипел:
— Ну, что? Продолжу? Или по-хорошему договоримся?
— Отпусти меня, придурок! — Девушка сорвалась на истерический крик. — Отпусти, отпусти!!! Давид!!! Отпусти меня!
Тот, сверкая бешеными глазами, мрачно навис над ней. Не выпускал из плена, но и не делал дальнейших попыток окончательно скрутить. Оба тяжело прерывисто дышали.
Испуганный приятель, услышав визг и крики, прибежал с кухни и откинул вяло сопротивляющегося Маркова.
Разъярённая Лера вскочила, одёрнула одежду. Кинулась к выходу.
Остановилась.
— Забудь мой телефон! Забудь меня! Никогда больше не звони! Трах**ся со своей Ирой!
Выскочила в подъезд и помчалась по ступенькам, не дожидаясь лифта. Слёзы покатились градом, бежала не смахивая их.
Что за чертовщина? С каждым разом всё хуже и хуже…
И ему, и ей. И это невозможно прекратить…
Всё равно тянет к нему! Самое сильное и единственное желание — видеть его. До сумасшествия хочется вернуться и, несмотря ни на что, остаться рядом! Наваждение…
Не помня себя доехала до Новокузнецкой, перешла на свою линию. Села на скамейку. Отдышалась и застыла, невидящим взглядом уставилась на блестящие рельсы…
Поезда шли мимо, грохотали, открывались и закрывались двери.
Лера сидела и смотрела сухими глазами на то, как сверкая огнями, вместе с шумным потоком воздуха, вагоны появляются из черноты тоннеля. Заслоняют и вновь открывают манящий холодный металл под их колёсами.
Хотелось одним махом прервать боль внутри себя…
Всё. Это край. Точка. К чему она пришла? Стоп.
*****
Всё стало ещё хуже.
Или нет?
Лера горько и презрительно смеялась над собой. Действительно не могла разделить ощущения.
Если перестать критиковать, трезво проанализировать встречу, то несомненно — польза есть!
Нельзя не признать, что в определённой мере всё-таки получила специфическое удовлетворение тем, что глаза насытились созерцанием властителя её дум.
В извращённых закутках души наполнились алчные закрома, которым Давид был необходим как воздух.
Жажда увидеться, от которой пересохло и больно потрескалось сердце, отступила.
Временно.
Всё бултыхнулось, подняло муть и грязь, усилило отвращение к себе.
Сгорала от стыда, бесконечно вспоминая и поминутно проигрывая позорное свидание. Мазохистски терзала себя и тонула в бездне отчаянья, воскрешая его холодный, лишённый эмоций взгляд.
Злой и жестокий вопрос «Зачем ты приехала, Лера?»
Заново проживала унижение, когда с удовольствием орал на неё, извергая свои обиды.
Грубый толчок к дивану, щедрая оплеуха… Ненавидящие глаза…
И… поникшие плечи, когда уходила…
В нём тоже умирало тёплое чувство, которое испытывал к ней. Его капля за каплей вытесняет презрение и разочарование. Справедливо заслуженное бесконечными Леркиными метаниями, уступками и непоследовательностью.
Марков позвонил через пару дней после её бегства из квартиры. Буркнул «Извини. Опьянел, был груб». Они коротко сухо поговорили ни о чём, едва сдерживаясь от желания перейти на эмоции и наговорить кучу обидных слов.