У мечты должны быть крылья
Шрифт:
— Лена! Лена! Что? Что случилось?!
Дочь, всхлипнув, отстранила мать и, спотыкаясь о кухонные стулья, кинулась на второй этаж, в свою спальню. Егоровна побежала за ней. Супруга Штыря распахнула дверцы антресолей и стала вытаскивать чемодан. Тот застрял, и она рванула его изо всех сил. Чемодан неожиданно легко поддался, и несчастная упала, ушибив копчик. Уже рыдая в голос, женщина принялась выгребать из шкафа свои вещи, сдирая их с вешалок. Комкая, она кидала платья на пол. Егоровна наблюдала, стоя на пороге и теребя передник.
— Лена! — позвала мать упавшим голосом. — Ты можешь сказать, что случилось? Что он тебе сделал?
— Всё, мама! — истерически закричала дочь. — Я ухожу от него! Сил больше нет! Я… я не могу больше это терпеть! Он издевается! Он без конца надо мной издевается! Я для него всё равно что собака! Хуже собаки! Люди к животным так не относятся, как он ко мне! Я устала! Я рабыня! Пашу, как лошадь, а вместо благодарности одни унижения! Он уже на людях меня унижает! Мама, он сейчас меня унизил, отвратительно прилюдно унизил!
Егоровна присела на стул.
— Ну и правильно, Леночка, — осторожно произнесла она. — Правильно! Давай от него уйдём, бросим его к чёрту. Вот прямо сейчас чемоданы соберём и уйдём. Дай я тебе помогу!
Пожилая женщина принялась ползать на коленях, подбирая разбросанные дочерью вещи.
— Ты только платья не комкай, аккуратно складывай, — бормотала она, собирая чемодан. — Сейчас к Верке поедем. Будем впятером жить, а что тут такого? Зато сами себе хозяйки. У меня пенсия, ты на работу устроишься. Уходи от него, Леночка, уходи! Он тебя в могилу сведёт, живьём сожрёт. Он же кровь из тебя пьёт, вурдалак проклятый. Девочка моя, правильно ты делаешь! Уйдём, прямо сейчас и уйдём! Слава богу, решилась наконец!
По щекам Егоровны потекли слёзы. Лена судорожно меряла шагами спальню.
— Всё, ухожу, — твердила она как заведённая. — Ухожу, ухожу! Пусть живёт, как хочет. Я не рабыня! Я не прислуга! Правильно ты говорила мама, надо жить с достоинством! Иначе тебя просто втопчут в грязь! И будут до конца жизни в эту грязь мордой тыкать! Хватит, надоело пресмыкаться! «Стёпушка — то, Стёпушка — это!» Ботинки сними, пятки почеши, подай, принеси! На черта мне его деньги! За каждую копейку сгноить готов! Он меня уничтожает, просто уничтожает! Хочет, чтобы я валялась у него в ногах и кланялась за крошку хлеба!
Лена выдохлась, всхлипнула, села на пол и застыла, уперев горестный взгляд в пустоту. Егоровна собирала чемодан, с состраданием глядя на дочь.
Лене было тридцать, когда она вышла замуж за Штыря. Свёл их, как ни странно, Виталий. Женщина до сих пор не знала, где и как её дорогой братишка познакомился с начальником отдела производства винно-водочного завода. Но полезное знакомство он постарался не упустить. Виталий убил одним махом двух зайцев: устроил личную жизнь сестры и заимел обеспеченного родственника. На заводе и во времена социализма платили высокие зарплаты.
Лене Степан не показался. Будучи её ровесником, он выглядел много старше своего возраста. Уже тогда он страдал излишним весом и любил выпить. Но жених начал дарить дорогие подарки, был смешлив, понравился матери. Да и какого такого принца ждать в тридцать лет? После развода замуж Лену больше никто не звал.
Свадьбы у них не было. Пришли в ЗАГС, расписались и поехали обратно домой. Штырь стал жить с женой и тёщей в трёхкомнатной квартире, доставшейся Егоровне от покойного мужа.
С первых дней совместной жизни молодой супруг резко изменился. Дорогие подарки дарить перестал. Куда-то испарилась и его смешливость, уступив
Лена работала в школе, преподавала математику. Егоровна трудилась медсестрой в поликлинике.
А дальше случилось то, чего никто не ждал — через пять лет Штырь стал директором завода.
Это был 1988 год, самый разгар горбачёвской борьбы с пьянством. Повсеместно запрещали продавать спиртные напитки, вырубали элитные виноградники, закрывали винно-водочные заводы. Собрались закрыть и завод, где работал Степан, прислав для этой цели предписание из Москвы. Но местное партийное начальство начинать ликвидацию не спешило — уж больно хороший доход приносило производство алкоголя, в том числе и в их собственные карманы. Времена уже были далеко не сталинские и даже не брежневские. Разгул гласности и демократии подточил партийную дисциплину, и предписание из Москвы решили временно отложить. А чтобы в случае чего отвечать не пришлось, спешно назначили нового директора. Если хвост прижмут, можно будет на него свалить — мол, он, негодяй, указы сверху не выполняет. На эту роль выбрали не очень умного, но исполнительного Штыря. И тот, ни сном ни духом не ведая о коварных планах вышестоящих органов, с радостью должность принял.
Москва больше не вспомнила про небольшой винно-водочный завод на юге страны. Степан проработал директором четыре с лишним года.
Из ступора Лену вывел женский голос.
— Мама! Мам! Где вы тут?
— Бабуска! — шепеляво вторил детский голосок.
По лестнице зашлёпали маленькие, торопливые, семенящие шажочки и лёгкие, почти бесшумные шаги.
— Бабуска! — В комнату, как небольшой вихрь, ворвался ребёнок лет четырёх, в смешном коротком костюмчике, загорелый, озорно поблёскивающий глазками.
— Костик! — одновременно воскликнули Лена и Егоровна. Мальчишка кинулся к ним обеим. Не зная, к кому подбежать сначала, заколебался и остановился в нерешительности. Бабка и прабабка сами обняли его с двух сторон, затискали, зацеловали.
На пороге комнаты возникла молодая женщина в джинсовых «капри» и стильных тёмных очках с дымчатыми стёклами. На её блузке виднелся маленький торговый знак французкого дома моды. Женщина приподняла очки и воззрилась на картину, представшую её глазам.
— Мама! — Вера деловито подбоченилась. — Мам! Что тут у вас происходит?! Вы зачем вещи на полу разбросали?
— А у меня есть масина! — гордо заявил Костик, демонстрируя родственницам белый пластмассовый джип с дистанционным управлением. — Она сама ездит!
— Ой, какая красивая машина! — воскликнула Лена. — Сама ездит?! Надо же! Ну-ка, покажи бабушке!
— Сейчас! — кивнул мальчик. Он опустил джип на пол и принялся нажимать на кнопки автоматического пульта управления. Автомобиль резво закрутил колёсами, но по ковру, устилавшему пол комнаты, ехал плохо, а потом и вовсе запутался в валявшихся повсюду вещах.