У нас это невозможно (полная версия)
Шрифт:
– Ничего не выйдет, – с сожалением сказала Лоринда. – Дорогие загородные виллы… Их, конечно, строят. Просто диву даешься, сколько всяких дельцов и ловкачей зашибают неплохие денежки на всей этой шумихе с передачей их богатства массам. Но все строительство в руках подрядчиков, связанных с нынешними заправилами. Добрый старый Уиндрип так дорожит всеми американскими институтами, что сохранил наше традиционное взяточничество, хотя и уничтожил нашу традиционную независимость. Они не дадут вам заработать ни цента.
– Она, кажется, права, – сказал Дормэс.
– Это, пожалуй, в первый раз, – усмехнулась Лоринда. – Раньше я наивно думала, что женщины-избирательницы
Они сидели в автомобиле перед гостиницей; Джулиэн и Сисси впереди, Дормэс на заднем сиденье, внушительный и несчастный в своих многочисленных одеждах.
– Такие дела, – сказала Сисси. – Хорошие времена наступили для молодых мечтателей, и все благодаря Диктатору. Изволь маршировать под военный оркестр… либо сиди дома… либо иди в тюрьму.
– Да… Ну, ладно, что-нибудь да я найду. Сисси, ты пойдешь за меня замуж… когда я найду работу?
(Прямо невероятно, думал Дормэс, как эти современные несентиментальные сентименталисты игнорируют его присутствие… Точно животные.) Даже раньше, если захочешь. Хотя брак представляется мне теперь сплошной нелепостью, Джулиэн. нельзя же в самом деле так: после того, как мы убедились воочию, что все наши старые учреждения – это гниль и ложь, после того, как мы видели, как церковь, государство и все прочее пали ниц перед корпо, нельзя же ожидать от нас, что после всего этого мы будем по-прежнему доверчиво смотреть им в рот. Но для спокойствия таких нетронутых умов, как твой дедушка и Дормэс, нам придется, наверно, сделать вид, что мы верим, будто священники, поддерживающие Великого Шефа Уиндрипа, все-таки уполномочены господом-богом продавать разрешение на любовь!
– Сисси!
– Ох! А я и забыла, что ты здесь, папа! Но как бы то ни было, детей у нас не будет. Я люблю детей! Я была бы рада, если бы вокруг меня носилась дюжина этаких очаровательных дьяволят. Но когда люди так раскисли, что отдали мир на произвол ничтожествам и диктаторам, пусть не ждут, что порядочная женщина станет поставлять детей в этот сумасшедший дом! Чем больше действительно любишь детей, тем меньше хочется рожать их в такое время!
На это Джулиэн возразил решительным тоном наивного ухажера прошлого века:
– Да. Но дети у нас все-таки будут!
– Черт его знает, может, и будут! – ответила нежная девушка.
Между тем именно Дормэс, которого меньше всего принимали в расчет, нашел работу для Джулиэна.
Старый доктор Олмстэд тянулся изо всех сил, стараясь заменить своего бывшего компаньона Фаулера Гринхилла. Но ему трудно было зимой править машиной, и он так люто ненавидел убийц своего друга, что не соглашался пользоваться услугами не только молодых людей, состоящих в ММ, но даже тех, кто фактически признал теперешних правителей, отправившись в трудовои лагерь. Итак, выбор его пал на Джулиэна, которому отныне предстояло возить его и днем и ночью, а со временем и помогать при анестезировании и перевязках; и Джулиэн, который за неделю мысленно переменил целую кучу профессий, представив себя авиатором, музыкальным критиком, инженером по кондиционированию воздуха и археологом, занимающимся раскопками на Юкатане, теперь твердо решил отдать себя медицине, заменив таким образом Дормэсу его покойно го зятя-доктора.
И, прислушиваясь к тому, как Джулиэн и Снсси мечтают, ссорятся и шепчутся в полуосвещенной гостиной, Дормэс черпал у них – и у них, и у Дэвида, и у Лоринды, и у Бака Титуса – решимость продолжать свою работу в редакции «Информера» вместо того, чтобы придушить Штаубмейера,
XXII
Десятого
Свое рождение в 1937 году он отметил историческим «Постановлением о порядке», в котором говорилось, что, хотя корпоративное правительство доказало свою устойчивость и добрую волю, все еще имеются некоторые неразумные и преступные «элементы», которые из зависти к успехам корпо стремятся разрушить все хорошее. У мягкосердечного правительства иссякло терпение, и оно извещало страну, что отныне и впредь всякий, кто словом или делом попытается нанести вред Государству, будет казнен или лишен свободы. Ввиду того, что тюрьмы уже переполнены, – с одной стороны, преступными клеветниками, а с другой – теми, кого добросердечное правительство должно охранять посредством «превентивного ареста», – по всей стране будут безотлагательно открыты концентрационные лагеря.
Дормэс догадывался, что концентрационные лагеря нужны не столько в качестве дополнительной площади для размещения жертв, сколько для того, чтобы предоставить молодым, веселым минитменам возможность развлекаться без вмешательства старых полиейских и тюремщиков-профессионалов, большинство которых смотрело на заключенных не как на врагов, которых надо истязать, а как на скот, который надо сохранить в целости.
Одиннадцатого числа состоялось торжественное открытие концентрационного лагеря – с оркестром, бумажными цветами и речами районного уполномоченного Рийка и Шэда Ледью; лагерь был открыт в Трианоне, в девяти милях к северу от Форта Бьюла, в помещении экспериментальной школы для девочек. (Девочек и их учительниц, как материал малоценный для корпоративного государства, просто-напросто выставили.) С этого дня и во все последующие дни к Дормэсу от друзей-журналистов со всех концов страны начали поступать секретные сообщения о терроре корпо и о первых кровавых восстаниях против них.
В Арканзасе девяносто шесть бывших фермеров-испольщиков, постоянно жаловавшихся на свои несчастья и почему-то не ставших ни на йоту счастливее в благоустроенном гигиеническом трудовом лагере с бесплатным еженедельным концертом, напали на контору и убили начальника лагеря и пятерых его помощников. Выступивший против них Литтлрокский полк ММ окружил восставших со всех сторон, загнал их на поле и здесь, приказав им бежать, открыл пулеметный огонь по спинам так смешно спотыкавшихся и падавших людей.
В Сан-Франциско докеры затеяли совершенно незаконную стачку, причем их вожаки, заведомые коммунисты, произносили такие изменнические речи против правительства, что местный командир ММ распорядился привязать троих из них к кипе индийского тростника, которую затем полили керосином и подожгли. Этот командир в назидание другим недовольным, пока преступники горели, отстрелил им пальцы и уши причем показал такое искусство в стрельбе, которой его обучили в рядах ММ, что не убил ни одного из то их, пока отделывал их таким образом. Впоследствии он занялся поисками Тома Муни (освобожденного Верховным судом США в начале 1936 года), но этот знаменитый антикорповский агитатор вовремя перепугался и бежал на шхуне на Таити.