У нас это невозможно (полная версия)
Шрифт:
– Какое там! Видела его охрану? Да они отобьются от целого полка! Им ничего не стоит расправиться с Уолтом Троубриджем и всеми остальными коммунистами, вместе взятыми.
– Надо полагать! Разве только сам бог, если он выстрелит с небес, может попасть в мистера Суона.
– Ха, ха! Здорово сказано! Но на днях кто-то сказал, что бог, видно, спит крепким сном.
Может, ему пора проснуться! – сказала Мэри и подняла руку.
Максимальная скорость ее самолета была 285 миль в час, а золотой колесницы Суона – двести тридцать.
Она а летела теперь над ним, немного позади его самолета, казавшийся огромным, когда она смотрела на размах его крыльев с земли, теперь казался не больше белого голубя, несущегося над пестрым линолеумом земли.
Мэри вытащила из карманов своей летной
«Надо спешить, пока во мне не заговорила слабая женщина», – со вздохом подумала она и спикировала на самолет Суона.
Ее появление было совершенно неожиданным. Ни смерть, ни Мэри Гринхилл не договаривались с Эффингэмом Суоном о встрече в это утро; они не вели телефонных разговоров с его раздражительными секретарями, и встреча с ними не была внесена в расписание последнего дня жизни этого великого владыки. В своих служебных кабинетах в десятке ведомств, в своем мраморном доме, в зале Совета, на трибуне во время парадов – везде его драгоценная особа надежно охранялась сталью. Такое низменное создание, как Мэри Гринхилл, нигде не смогло бы приблизиться к нему – за исключением воздуха, где император и простолюдин равно поддерживаются игрушечными крыльями и милостью божьей.
Мэри трижды пикировала на его самолет и сбрасывала гранату, но каждый раз промахивалась. Самолет Суона пошел на снижение, охрана стреляла вверх, в нее.
– А ну, хорошо же! – сказала она и спикировала прямо на светлое металлическое крыло.
В последние секунды Мэри подумала, как похоже это крыло на цинковую стиральную доску, которую она видела девочкой у предшественницы миссис Кэнди – как же это ее звали? – Мэми или что-то в этом роде.
Потом она пожалела, что в последние месяцы мало бывала с Дэвидом. Ей показалось, что самолет Суона летит навстречу ей, а не она падает на него.
Потом был страшный удар. Она как раз взяла свой парашют и поднялась, чтобы выпрыгнуть – слишком поздно! Она увидела только безумный вихрь сломанных крыльев и огромных двигателей, которые как будто швырнуло ей в лицо.
XXXIV
Что касается деятельности Джулиэна до его ареста, то главный штаб Нового подполья в Монреале, по-видимому, не считал особенно ценными его сообщения о вымогательстве и жестокостях ММ и об их планах выслеживания агитаторов НП. Однако ему удалось своевременно предупредить несколько человек, которым угрожал арест и которые успели бежать в Канаду. По должности ему пришлось несколько раз принимать участие в порке. Он так дрожал при этом, что остальные минитмены смеялись над ним; и удары, которые он наносил, отличались подозрительной легкостью.
Он поставил себе целью добиться перевода в районный штаб ММ в Ганновере и для этого в свободное время изучал машинопись и стенографию. У него был замечательный план: пойти к старому другу семьи уполномоченному Фрэнсису Тэзброу сказать ему, что он хочет своими благородными качествами возместить государству неверность отца и получить место секретаря Тэзброу! Если бы только ему удалось заглянуть в личные бумаги Тэзброу! Вот был бы лакомый кусочек для Монреаля!
Во время свиданий с Сисси они не раз обсуждали этот замечательный план. Она на целые полчаса забывала тогда об аресте отца и Бака и о возрастающей душевной тревоге Мэри, за которой ей виделось безумие В самом конце сентября ей пришлось быть свидетельницей внезапного ареста Джулиэна.
Она наблюдала смотр войск ММ. Пусть она теоретически презирала синие мундиры ММ, о которых Уолт Троубридж не раз говорил: «Старинная эмблема героизма и борьбы за свободу кощунственно превращена Уиндрипом и его шайкой в символ жестокости, тирании и лжи», – это нисколько не мешало ей гордиться своим подтянутым, блистательным Джулиэном, официально возвышенным над его маленькой армией из десяти человек.
В тот момент, когда рота стояла вольно, окружной уполномоченный Шэд Ледью подкатил в большом автомобиле, выскочил,
Ей не разрешали навестить Джулиэна в Трианоне. Она ничего не знала о нем, кроме того, что он еще не казнен.
После гибели Мэри, которую похоронили с воинскими почестями, к ним заехал Филипп, совершавший судейский объезд штата Массачусетс. Он все только качал головой и поджимал губы.
– Честное слово, – сказал он Эмме и Сисси, – мне иногда невольно приходит в голову, что и отец и Мэри не в здравом рассудке, то есть я хочу сказать, были не в здравом рассудке. Мне очень неприятно это говорить, но в наше нелегкое время нужно смотреть правде в лицо, – я, право, иной раз готов предположить, что у нас в семье, видимо, есть какая-то склонность к безумию. Слава богу, я избежал этого несчастья – если у меня нет других достоинств, то, по крайней мере, я совершенно в своем уме! Хотя отец поэтому считает меня посредственностью. Вот у тебя этого совершенно нет, Mater. А тебе, Сесилия, нужно быть начеку (Сисси даже подскочила, не потому, что Филипп назвал ее сумасшедшей, – это она расценила бы как комплимент, – а оттого, что он назвал ее «Сесилия». Хотя в конце концов это действительно ее имя). – Мне очень неприятно говорить это тебе, Сесилия, но мне часто казалось, что у тебя есть опасная склонность к легкомыслию и эгоизму. Теперь выслушайте меня: как вы знаете, я очень занятой человек и просто не могу терять время на всякие споры и обсуждения; мне кажется, что теперь, когда Мэри уже нет, самое лучшее – я могу почти с полной уверенностью сказать, что Мерилла тоже так думает – это запереть ваш дом или, еще лучше, попытаться его сдать на то время, пока pater э-э… на то время, пока он будет отсутствовать. У меня, конечно, не такой большой дом, но в нем современные удобства, газовая плита, ванны паровое отопление и прочее, и у меня один из лучших телевизоров в Роз-лейн. Я не хочу вас обидеть, и бы там обо мне ни говорили, я всецело стою за сохранение традиций – так же как покойный бедняга Суон вам это известно, но в то же время мне кажется, что этот старый дом слишком мрачен и старомоден… я пытался убедить отца немного его модернизировать, да куда там… Как бы то ни было, я считаю, что тебе с Дэви надо немедленно переехать к нам в Вустер. Что касается тебя, Сисси, мы тебе, конечно, всегда рады но, может быть, ты предпочтешь что-нибудь более интересное, захочешь, например, вступить в Женскую бригаду помощи корпо…
– Дьявол бы его побрал с его добротой! – негодовала Сисси. Она даже не могла настроиться должным образом, чтобы как следует оскорбить его, а ей очень захотелось это сделать, когда она увидела, что он привез Дэвиду форму ММ и тот немедленно надел ее и расхаживал в ней с прегордым видом, выкрикивая по примеру мальчиков, с которыми он теперь играл: «Да здравствует Уиндрип!»
Она позвонила по телефону Лоринде Пайк и сообщила Филиппу, что поедет к Лоринде и будет помогать ей в кафе. Эмма и Дэвид уехали в Вустер; в последнюю минуту на вокзале Эмма решила прослезиться, хотя Дэвид напоминал ей о заверениях дяди Филиппа, что Вустер – это все равно что Бостон, Лондон, Голливуд и ранчо на диком Западе, вместе взятые. Сисси пока осталась в доме и стала подыскивать съемщика. Миссис Кэнди, намеревавшаяся открыть маленькую кондитерскую и не считавшая нужным посвящать Сисси в то, уплачено ли ей жалованье за последние недели, готовила ей теперь разные заморские блюда, которые во всем доме любили только Сисси и Дормэс, и они не без удовольствия обедали вместе на кухне.
Шэд решил, что пришла пора действовать.
Однажды ноябрьским вечером он бесцеремонно ввалился к ним в дом. Никогда Сисси так его не ненавидела, но никогда так и не боялась, зная, что он может отыграться на ее отце, Джулиэне, Баке и других заключенных в концлагере.
– Ну вот, твой дружок, Джулиэи, который думал, как ловко нас обошел, попался, бедняга, сам! – проворчал Шэд. – Больше он уж не будет тебе надоедать.
– Не так уж он был плох. Не будем говорить о нем… Может быть, сыграть тебе что-нибудь?