У нас тоже водятся тигры
Шрифт:
– Спасибо большое вам, – сказал я ещё раз и выскользнул за дверь.
Я прибежал домой, порхая на невидимых крыльях счастья и первое, что меня насторожило – это был отец. Как я и говорил, он ушёл от нас и было необычно видеть его. Потом я заметил, что на отце буквально лица нет. Вообще, мой батяня тот ещё пофигист и, чтобы он вот так примчался и торчал у нас с таким опущенным лицом, должно было произойти что-то действительно плохое. Потом я услышал женский плач. Плакала мама. Страшно плакала. Я прошёл внутрь и в коридоре увидел
– Не ходи туда. Лиза утонула, – сказал отец. Он достал сигарету и вышел в подъезд. Я увидел слёзы на его глазах .
Я не стал заходить в комнату. Мне не хотелось встречаться взглядом с рыдающей мамой. Как во сне я прошёл мимо распахнутой ванной, где всё было залито водой. Ванночка, в которой мама купала Лизу, была опрокинута. Я не замечал, как носки мои пропитались водой и хлюпают по полу. На кухне пахло жжёной кашей. Я понял, что мама готовила, оставила на несколько секунд Лизу, сбегала в кухню выключить конфорку, а когда прибежала обратно уже произошло страшное.
Я посмотрел в окно кухни. Мне было так плохо, как никогда не было. Я чувствовал себя хуже, чем когда упал с трёхметрового дерева в прошлом году. Я тогда получил сотрясение мозга и смещение позвонков в шее и лежал всё лето в гипсе. И та боль, которую я испытал тем летом, была ерундой в сравнении с моим теперешним состоянием.
Я прошёл мимо комнаты и увидел как мужчина врач переглянулся с женщиной врачом и покачал головой – у них не получалось оживить Лизу. Крохотное тельце сестрёнки лежало на пеленальном столике. Её ручки и ножки расставлены в сторону и неподвижны.
Я закусил губы, чтобы не заплакать и когда боль от укуса обожгла мозг, я вспомнил про книжку Стивена Кинга, а главное про слова библиотекарши. Я прямо услышал её противный голос: “Помни о крысах, которые приползают сдохнуть лёжа на книжках этого Ки-и–инга-Пии-и-нга”
– Двести шестьдесят рублей! – я выскочил из квартиры и проорал это курившему в подъезде отцу.
– Сынок, но сейчас ты что не понима… – начал было отец и вдруг его лицо изменилось, потому что я заорал и я НИКОГДА ТАК НЕ ОРАЛ НА ОТЦА, понимаете? Вообще никогда. Ни до ни после этого. И ещё я помню, что матерился. Да, крыл папашу матюками на весь подъезд.
– Двести шестьдесят ёбаных рублей! Дай мне их сучий выродок! Если ты не дашь прямо сейчас, я С ТОБОЙ БЛЯДЬ НЕ ЗНАЮ ЧТО СДЕЛАЮ…
– Не знаю есть ли у меня с собой, – пробормотал отец.
Отца подтрясывало, но главное что он понял как это важно и ещё он непостижимым образом догадался, что это связано с нашей бездыханной малышкой.
Батя судорожно рылся по карманам. Двести, двести десять, двести тридцать, двести сорок. У него не хватало двадцати рублей.
– Сука, блядь, что нету? – пробормотал я
– У матери в сумке, – хрипло выдавил он. – Возьми, зайди.
Я заскочил внутрь. Там стоял врач. Мужчина – совсем не похожий на моего отца. Хмурый, жёсткий и невозмутимый.
– Вот двадцать рублей. И ещё пятьдесят, вдруг не хватит, – врач смотрел на меня, я на него.
Я был так благодарен этому взрослому, что он не задавал вообще никаких вопросов. Я выхватил деньги из ладони, затянутой в тонкую латексную перчатку и выбежал из квартиры. Я успел услышать, как тихий плач матери превратился в страшный вой.
Через десять минут кошмарно быстрого бега я ворвался в библиотеку.
– Молодой человек, что вы себе позволяете?! – библиотекарша была там же за стойкой выдачи. Когда я забежал, она немедленно нацепила очки, как будто зарядила ружьё, готовясь выстрелить в меня.
– Вот деньги, – я еле говорил, потому что задыхался от бега. – Мне ничего не надо бесплатно. Вот деньги. Двести шестьдесят.
– Н-да? – недоверчиво произнесла библиотекарша, разглядывая мятые купюры и монеты, которые я высыпал на стойку.
– ГОВНА! – заорал я и думаю, что никогда стены этой библиотеки не слышали ничего подобного.
– Молодой че… – начала было говорить библиотекарша, но осеклась.
– Выписывайте эту сраную расписку. Бегом! У меня утонула сестрёнка. Быстрее!
Конечно, теперь годы спустя я понимаю, что у библиотекарши был на уме один вопрос, как связана расписка за порчу книги и моя сестрёнка? Но я был благодарен ей, за то, как быстро она заполнила бланк, как трясущимися руками поставила подпись и печать.
– Всё, – сказала она. – Вы оплатили штраф, молодой человек.
– Спасибо, – сказал я.
– Никогда больше не позволяйте себе подобного, – вдруг к ней вернулась стервозность. Она кинула в меня испорченной книжкой. Я поднял Кинга с пола. – Никогда не позволяйте так кричать в присутствии пожилой дамы! Слышите меня, молодой человек?!
Но я не слышал. Я нёсся домой. Книжку я заткнул под брючный ремень. А под курткой в ладони я сжимал заветный клочок бумаги, чтобы не дай бог его не унесло ветром.
Сейчас, когда я рассказываю вам эту историю, мне почти сорок лет и я даже не пойму, на что я надеялся тогда? Неужели я правда возомнил, что утопленная книжка Стивена Кинга и моя захлебнувшаяся в ванночке сестрёнка как то связаны?
Чем ближе к нашей квартире, тем медленней я поднимался по ступенькам. Меня как льдом изнутри вымораживало осознание тщетности моей истерики и бесполезности квитанции об оплате штрафа за порчу книжки. Я открыл дверь. На пороге стоял отец. Я медленно-медленно поднял глаза и увидел, что он плачет. И доктора из скорой – все они плакали. И я тоже заплакал.