У нас уже утро
Шрифт:
Перед глазами Доронина возникли пустынный, заснеженный пирс, дикие волны, вздымающиеся над стенкой ковша, и он подумал: «Да, у нас потише… Ну, ничего, придёт и наша пора».
Чёрный человек возвращался. Ещё издали Доронин крикнул:
– Не скажете, где тут начальника найти? Товарища Вислякова.
– Вислякова? – переспросил человек, подходя ближе, и вдруг взмахнул руками:-Ба! Рыбный директор пожаловал!
Только теперь Доронин узнал Вислякова. Издали его тёмные усы были неразличимы на фоне чёрного, покрытого
– Не узнал? – рассмеялся Висляков. – Нас, брат, сразу не узнаешь. Ну, пойдём ко мне. Наваги привёз?
– Какая сейчас у меня навага?
– Знаю я, это я так. Постой, брат, куда же это я иду? – воскликнул Висляков и остановился. – Ты уж прости, до дому доведу, а сам – на станцию. В полчаса обернусь. Заминка там у нас с платформами, понимаешь, какое дело…
Они подошли к небольшому деревянному домику, в окнах которого белели занавески.
– Вот и моя хата, – сказал Висляков и постучал в дверь. – Веруня, гостя принимай! – крикнул он.
«Жена, наверное», – подумал Доронин, но, когда дверь отворилась, он увидел на пороге худенькую, невысокую девочку, которой можно было дать не более четырнадцати лет.
– Прими гостя, Веруня, а я скоро вернусь, – сказал Висляков и торопливо зашагал в сторону.
– Проходите, пожалуйста, – очень серьёзно сказала девочка.
У неё был низкий голос, неожиданный для её возраста и вида.
Доронин вошёл.
– Раздевайтесь, папа скоро вернётся.
Сняв пальто, Доронин повесил его на вешалку рядом с брезентовым шахтёрским костюмом.
– Проходите, – повторила девочка и распахнула дверь в комнату.
Доронин зажмурился от неожиданности. Перед ним была комната, залитая светом. Казалось, что свет струится не только из окон, проникая сквозь занавески, но и из мебели: из белых, некрашеных, но аккуратно сделанных стульев, стола, буфета, из свежепобелённого потолка, из светлых обоев.
Всё это настолько отличалось от серых и чёрных цветов, к которым уже начал привыкать Доронин, что он удивлённо остановился на пороге.
– Ну, что же вы? – раздался за его спиной голос девочки.
– Сколько у вас света! – восхищённо сказал Доронин и шагнул в комнату.
– Мы любим свет. Все шахтёры любят свет. Садитесь, пожалуйста. – Она показала на диван, а сама села на стул, с достоинством выполняя обязанности хозяйки.
– Значит, вас зовут Вера? – спросил Доронин, думая, что глупо говорить отцу «ты», а его четырнадцатилетней дочери «вы».
– Вера, – ответила девочка.
– И давно вы здесь?
– Я приехала вместе с папой.
– А как же школа?
– Когда мы приехали, школы ещё не было, а теперь есть.
– В каком же вы классе? В седьмом?
– В восьмом.
– Значит, через три года на материк?
– Почему?
– Надо
– К тому времени здесь будет вуз, – тоном, не допускающим возражений, сказала Вера.
Доронин улыбнулся, ему понравилась эта уверенность.
– В какой же вы хотите?
– В сельскохозяйственный.
– Не думаю, чтобы такой вуз тут скоро открылся, – сказал Доронин. – Прежде всего тут будут горный, нефтяной, рыбный… Сельское хозяйство имеет на Сахалине второстепенное значение.
– Это предрассудок, – спокойно возразила девочка, – японский предрассудок.
– Почему же? – смущённо улыбнувшись, спросил Доронин.
– Потому что японцы выкачивали из этой земли все и не вкладывали ничего. А сельское хозяйство требует заботы и внимания.
Вера прямо сидела на стуле, её острые коленки выступали под сереньким платьем. Закинутыми назад руками она обхватила спинку стула.
– Пожалуй, вы правы, – сказал Доронин. – Здесь, конечно, должно быть сельское хозяйство. Я знаю один такой колхоз… Да и земля позволяет.
– Прекрасная земля, – убеждённо ответила девочка. – Тут есть такие места, еланями называются, где рожь в один месяц двух метров вышины достигает. Совсем как у нас на Украине.
– Японцы, говорят, уверяли, что некоторые виды овощей тут вовсе не могут родиться… – увлекаясь, сказал Доронин.
– Японцы сажали в тюрьму тех, кто пробовал разводить здесь помидоры, – сказала Вера.
– За что же?
– Им было выгоднее привозить помидоры из Японии и продавать по дорогим ценам. А насчёт того, что не родятся… Пойдёмте. – Вера вскочила со стула.
Они вышли из дома и очутились в тесном дворике. Доронин увидел маленький сарай, примыкавший к дому и скорее напоминавший большой ящик со стеклянной крышей. Вера открыла дверь, и на Доронина сразу пахнуло теплом.
– Входите, – предложила Вера, – вдвоём там не уместиться.
В сарайчике топилась крошечная железная печь. На столе стояли ящики с землёй. Доронин увидел зреющие помидоры, стрелки зелёного лука, листья капусты…
«Чёрт побери, вот это девчонка!» – подумал он, выхода из сарая.
– Ну, как? – спросила Вера.
– Здорово! – вырвалось у Доронина.
Вера улыбнулась. Вся её серьёзность сразу исчезла.
– Вам нравится, правда? – затараторила она. – Я и дома овощи сажала… Кругом уголь, все чёрное, а тут свет и зелень… Правда, здорово?
В это время у входной двери раздался энергичный стук.
– Иду, иду! – закричала Вера и бросилась открывать. Вошёл Висляков.
– Ну, ясно, – сказал он ещё с порога, – в свой ботанический сад таскала? Вот, понимаешь, Мичурин в юбке! – Висляков говорил как будто с осуждением, но Доронину было ясно, что он очень любит дочь и гордится ею.