У порога великой тайны
Шрифт:
После этого Фаминцын занялся спирогирой. Он продержал аквариум с водорослями в темноте до тех пор, пока у спирогиры не растворился весь имеющийся в ее клетках крахмал (новый крахмал без света образоваться не может). Затем он направил на аквариум свет своего фонаря.
Прошло полчаса. Андрей Сергеевич извлек несколько нитей спирогиры из аквариума и положил на предметное стекло микроскопа. Сомнений быть не могло: в клетках появился крахмал. Он все-таки проверил свое наблюдение йодной пробой. От йода водоросль потемнела — крахмал есть!
Лишь теперь он счел доказанным, что растения могут нормально развиваться и при искусственном освещении. Это было крупным научным открытием:
В ту зиму Фаминцын при свете лампы продолжал свои наблюдения над спирогирой еще долго. Он все больше убеждался, что водоросли позволяют вести тонкие наблюдения над жизнью растительной клетки. Все клетки водорослей содержат хлорофилл; эти растения не нуждаются ни в опорных тканях, ни в сосудах, проводящих питательные вещества сверху вниз и снизу вверх; каждая водорослевая клетка, усваивая на свету углерод, сама же и потребляет созидаемые ею органические вещества.
Вдумчиво изучая водоросли, Фаминцын разработал новый метод исследования растительной клетки, подхваченный мировой наукой. Спирогира, а за ней и другие водоросли, с легкой руки Фаминцына стали излюбленным объектом для наблюдений и экспериментов.
Фаминцын разработал метод искусственного выращивания водорослей с применением минеральных солей. Через столетие искусственная культура водорослей стала распространяться во многих странах.
Предугадывал ли он, что через столетие будут продавать огурцы и помидоры, выращенные при искусственном свете; что в середине XX века работы, посвященные водорослям будут публиковаться многими сотнями ежегодно; что об этих растениях, являющихся основными поставщиками органических веществ и кислорода на нашей планете, начнут говорить всерьез как о пище будущего; что водоросль будет одной из первых космических путешественниц?
В работах Фаминцына нет и намека на подобные предсказания. Он ведь был исследователь, а не оракул. Он не делал никаких выводов, не подкрепленных фактами. Он не раз заблуждался, и заблуждался жестоко, трагично, как мы увидим. Но и заблуждения его основывались на неверных выводах из опытов, поставленных им же самим непогрешимо.
Многие считали этого замкнутого, суховатого ученого мечтателем. Говорили про него, что он «человек — от финских хладных скал до пламенной Колхиды». Понимать это следует, видимо, так, как говорил бородатый студент в коридоре Петербургского университета: за чопорностью и сухостью ощущаешь внутренний жар, подлинный пламень души.
В 1866 году в Петербурге, в типографии Академии наук отпечатали небольшим тиражом тонкую книжицу с длинным названием — «Действие света на водоросли и некоторые другие, близкие к ним организмы». Книжица содержала рассуждение магистра А. С. Фаминцына, представленное им на соискание степени доктора ботаники. Рассуждение отличалось краткостью: 56 страниц малого формата, напечатанных крупным шрифтом.
«Я ожидал найти в водорослях, — пишет Фаминцын в начале своего рассуждения, — предмет более удобный для исследования действия света на растительные клетки, чем высшие растения, и не ошибся».
В таком скромном, строгом тоне выдержана вся диссертация. Важность открытий Фаминцына была к тому времени признана и в России и в Западной Европе, — он опубликовал предварительное сообщение о своих опытах. Вскоре после выхода книжки Фаминцыну присудили докторскую степень. Звание доктора наук давало право на профессуру, и Андрей Сергеевич стал заведовать кафедрой
Многие русские ученые того времени, заняв профессорскую кафедру, в дальнейшем уже не вели научно-исследовательской работы. Да и возможностей для этого не представлялось: денег на постановку опытов не отпускали, а заводить лабораторию у себя дома не каждый мог и хотел. От профессора требовали только, чтобы он читал лекции.
Фаминцын защитил докторскую диссертацию, когда ему минуло тридцать лет. Он прожил после того еще более полувека. И это были годы, полные исканий, удивительных открытий и трагических заблуждений…
Вскоре после защиты докторской диссертации Фаминцын вместе с одним из своих учеников, студентом Осипом Васильевичем Баранецким, принялись изучать лишайники.
Есть такая область ботаники — лихенология (от греческого «лихен» — «лишай», «лишайник»). Это наука о лишайниках. Основателем ее считают шведского ученого Э. Ахариуса, жившего на рубеже XVIII–XIX столетий. Он изучил строение и форму лишайников и дал первую научную классификацию этих растений, которые еще с XVI века известны были под названием древесных мхов. Лихенология, оттесненная на задний план другими разделами ботаники, развивалась неторопливо, как неторопливо развиваются и сами лишайники, вырастающие за год всего на несколько миллиметров. Растения эти, по своей неприхотливости превосходящие даже водоросли (лишайники могут жить не только на голых камнях и стенах, но даже на железе и на стекле; их находили на окнах старых церквей), вызывали простое любопытство и, пожалуй, не более того. Те ученые-одиночки, которые посвящали жизнь изучению лишайников, исходили, вероятно из убеждения, что всякое создание природы должно же быть кем-то когда-то познано.
В начале XIX века в печати стали появляться работы, посвященные уже не просто описанию, а жизнедеятельности лишайников. Немецкий ботаник Вальрот заинтересовался зелеными клетками, которые он неизменно находил внутри лишайников, состоящих из бесцветных гиф — микроскопических нитей, образующих тело всякого гриба. Вальрот предположил, что зеленые клетки являются органами размножения лишайника, и назвал их гонидиями (от греческого «гоне» — «семья», «рождение»).
Теория Вальрота была признана и никем не оспаривалась до тех пор, пока Фаминцын и Баранецкий не опубликовали итоги своих наблюдений. А наблюдения эти вызвали бурю в тихой лихенологии.
Фаминцын подверг лишайники необычайному испытанию: он принялся гноить их. Вместе с Баранецким они собирали в окрестностях Петербурга лишайники, осторожно отколупывая их ножами от стен домов и заборов. Потом, в лаборатории, Баранецкий бросал сухие, ломкие корочки лишайника в сосуд с тухлой водой.
Лишайник — чистюля, он любит свежий воздух без малейших примесей дыма, любит росы и туманы. Поэтому в большом городе с его дымами и не встретишь лишайника. Своим отсутствием он лучше всякого прибора показывает, что атмосфера загрязнена.
В воде, да еще в тухлой, корки лишайника весьма скоро загнивают. Но Фаминцын слишком внимательный наблюдатель (к сосредоточенному вниманию он приучил и Баранецкого), чтобы упустить одну подробность: в воде сгнивает не весь лишайник. Каждый раз зеленые его клетки, гонидии, выживают. Да не только выживают, но и начинают усиленно размножаться в тухлой воде.
Разные части одного и того же растения ведут себя в воде по-разному: одна часть гибнет, гниет, а другая дает бурную вспышку жизни. И еще одна загадка — размножаясь, гонидии образуют только себе подобные зеленые клетки, а не новый лишайник. Выходит, что теория Вальрота неверна, гонидии не являются органами размножения лишайников?