У порога великой тайны

Ивин Михаил Ефимович

Фаминцын рассказал о своих наблюдениях Воронину. Михаил Степанович, выслушав друга, аккуратно, дотошно проверил в своей лаборатории его опыты и подтвердил: да, гонидии хорошо развиваются в воде и образуют только гонидии, а отнюдь не лишайники.

Между тем Фаминцын и Баранецкий, продолжая свои наблюдения, дознались, что гонидии, выделенные из лишайников, совершенно подобны зеленой водоросли цистококкус.

Лишайник порождает водоросль? Ну, нет, зайчиха щенка не народит… Биология второй половины XIX века уже наука, а не свод средневековых догадок, и подобные предположения вряд ли у кого возникли…

Опыты Фаминцына и Баранецкого произвели огромное впечатление не только на лихенологов, но и вообще на всех биологов. Западноевропейские ученые немедленно подхватили блестящее открытие русских. И разгорелся

спор, один из тех споров, которыми так богата наука XIX века. В него втянулись почти все тогдашние ботаники. Лишайники вдруг оказались в центре всеобщего внимания.

Немецкий ботаник Симон Швенденер, основываясь на опытах Фаминцына и Баранецкого, которые он повторил и подтвердил, доказывал, что лишайники представляют собою симбиоз — длительное сожительство — гриба с водорослью; что гонидии вовсе не органы размножения лишайника, а просто водоросли, живущие в теле гриба. Против теории Швенденера, утверждающей дуалистическую, то есть двойственную, природу лишайников, выступали приверженцы старых взглядов Вальрота.

Удивительнее всего, что Фаминцын вовсе не вмешивался в спор. Казалось, что он вдруг потерял всякий интерес к своим опытам, наделавшим столько шума, предоставив другим разбираться во всем этом. Однако дело обстояло не так просто.

Но сначала о том, как завершился спор. Швенденер оказался прав. Лишайники — действительно двойные растения, состоящие из гриба и водоросли. Эти своеобразные организмы и доныне представляют большой интерес для всех, кого занимают тайны жизни.

В самом деле, природа сочетала, объединила в лишайнике два растения, обладающие прямо противоположными свойствами. Грибы, не имея хлорофилла, не нуждаются и в свете — трюфели растут под землей, а шампиньоны разводят в темных погребах, где охотно заводится и плесень; грибы питаются готовыми органическими веществами, водоросли же хлорофиллоносны и без света погибают; водоросли на свету сами создают себе пищу из воды, минеральных солей и углерода. И вот природа соединила оба эти организма к обоюдной их пользе. От сожительства в лишайнике выгадывают и гриб и водоросль. Гриб получает от хлорофиллоносной водоросли органические вещества, главным образом сахар; сам же гриб, в свою очередь, снабжает водоросль минеральными солями и водой. Нити гриба плотно оплетают водоросль, предохраняя ее от высыхания. Но тело лишайника устроено так, что свет к водоросли проникает, и гонидии (за зелеными клетками так и сохранилось это название, напоминающее об ошибочной теории) сохраняют способность в фотосинтезу.

Но все-таки в этом содружестве мир нередко нарушается — нет-нет, да и скажется паразитическая природа гриба, и он поедает часть живущих в нем водорослей, присасываясь к ним кончиками нитей; иногда, наоборот, в лишайнике чрезмерно разрастаются водоросли и из-за этого погибают грибные тела. Так что это сожительство не такое уж тихое. В конце концов борьба организмов приводит к установлению какого-то равновесия…

Лишайник обладает как бы удвоенной неприхотливостью. Он переносит крайние невзгоды. Он пионер, он приходит первым на голые места. Он произрастает и в Антарктиде и на плешивых, глинистых, твердых, как асфальт, пустынных равнинах. Высохнув до того, что корки его легко превращаются под пальцами в порошок, он вновь оживает после первого дождя. Библейская легенда о евреях, которым бог послал манну небесную во время их странствий в пустыне, основана на вполне реальном явлении природы. В странах Ближнего Востока манна иногда действительно спускается с неба подобно снегу. Это белые лишайники. Ветры пустынь подхватывают легкие сухие корки манны (так и названы эти лишайники в научной литературе), перенося их иногда на громадные расстояния. И как только ветер затихнет, возникает «манный дождь». Бедуины и другие народности, кочующие в пустынях, иногда толкут манну в ступах и пекут из нее лепешки.

В пустыне люди прибегают к манне, когда наступает голод. А на Крайнем Севере, в приполярных областях человек вряд ли вообще мог бы жить, если бы природа не заселила тундру лишайниками. Олений мох, или ягель, который служит кормом северному оленю и летом и зимой, — вовсе и не мох, а лишайник; назвали его когда-то мхом по ошибке, так же как назвали водоросль гонидией. Ягель — корм для оленя, а олень всегда давал человеку Севера и молоко, и мясо, и

шерсть, и шкуру — для постройки жилья, для одежды.

И еще одна особенность отличает лишайники — долголетие. Лишайник может жить несколько веков, больше иного дерева.

Тимирязев назвал лишайник растением-сфинксом. Возможно, не все тайны этого сфинкса еще разгаданы. Возможно и то, что, достигнув в ближайшие десятилетия соседних с Землей планет, человек обнаружит там растения, подобные лишайникам. Ведь давно уже высказана догадка о том, что на Марсе, с его крайне суровыми условиями, могут обитать такого рода растения…

А теперь вернемся к Фаминцыну. Почему он не вмешался в спор, разгоревшийся вокруг его открытия? Почему предоставил западным ученым доводить до конца начатое им дело? Почему даже не попытался дать ответ на простой, казалось бы, вопрос — что такое лишайник? Ответ, прямо вытекавший из опытов, так блестяще поставленных им и Баранецким.

6

Фаминцына, как и Тимирязева, всю жизнь занимала тайна хлорофиллового зерна. Тимирязев вступил в науку немного позднее, он был моложе Фаминцына на восемь лет. Оба посвятили себя физиологии растений, и каждый создал свою школу, воспитав плеяду талантливых ученых.

Друг друга они недолюбливали — слишком разные они были люди. Но никогда ни один из них не позволил себе отозваться пристрастно об исследованиях другого. Тимирязев чрезвычайно высоко ценил опыты Фаминцына над водорослями и лишайниками. Подобные же отзывы можно найти в книгах Фаминцына и о работах Тимирязева, посвященных хлорофиллу.

Между ними возникали острые споры, но касались они не их собственных опытов. Тимирязев резко нападал на Фаминцына за то, что тот слишком либерально, терпимо относится к противникам Дарвина. Позднее на этом основании и самого Фаминцына причислили к антидарвинистам. На самом же деле он с глубоким уважением относился к Дарвину и его учению.

Фаминцын пытался развить, дополнить эволюционную теорию. Вся его жизнь — гигантский, напряженный поиск. Иногда это были странствия в потемках. Но даже и заблуждения такого мощного ума поучительны… Тем более, что искания Фаминцына были не просто теоретическим умствованием. Они сопровождались сотнями и сотнями точных опытов, которые явились сами по себе вкладом в науку.

Клетка, по Фаминцыну, есть сожительство, симбиоз нескольких простейших организмов. А раз так, предположил ученый, то хлорофилловое зерно можно выделить из клетки и оно будет, как и на заре жизни, развиваться самостоятельно.

Раз зародившись, новая идея ищет подтверждений. И когда Фаминцыну вместе с Баранецким удалось выделить из лишайников зеленые круглые тельца, которые продолжали развиваться самостоятельно, он решил, что найдено подтверждение его гипотезы. Гонидии лишайников, убеждал он Баранецкого, не что иное, как хлорофилловые зерна, приспособившиеся к совместной жизни с бесхлорофилловым грибом. Но ведь зеленые тельца лишайников совершенно сходны с одноклеточной водорослью цистококкус — Фаминцын и Баранецкий сами это обнаружили!? Значит, водоросль цистококкус и есть хлорофилловое зерно, живущее обособленно, вне растительной клетки, рассуждает Фаминцын. Еще одно подтверждение его идеи о том, что растительная клетка — сожительство наипростейших организмов, могущих существовать и самостоятельно!

И все-таки он не считает, что его гипотеза стала теорией. Ему нужны новые и новые факты. Достоверность его опытов с лишайниками подтверждена во всем мире. Правда, и Симон Швенденер и Антон де Бари делают из его опытов совсем иные выводы; они считают, что гонидии — это водоросли и что, следовательно, лишайник есть сожительство гриба и водоросли. Но Фаминцына это сейчас не интересует. Он одержим своей идеей и ведет поиск дальше, а попутно делает все новые и новые открытия.

Не случайно он так увлечен низшими растениями и близкими к ним одноклеточными простейшими организмами. Как и микроскопические водоросли, простейшие, обитающие в океане, в пресной воде, в почве, устроены совсем не просто. Они поражают нас удивительной приспособленностью к среде. Некоторые из них (жгутиковые, к которым относится и эвглена) образуют как бы мост между растениями и животными, обладая свойством тех и других. Предполагают, что жгутиковые ближе всего стоят к общим предкам животных и растений; и предки эти, несомненно, были одноклеточными.