У птенцов подрастают крылья
Шрифт:
— Теперь не уйдет, — торжествовал Михалыч. — Ну, вы, ловцы-удальцы, возвращайтесь назад, нечего по кустам лазать!
Мы вернулись к Михалычу, рассмотрели пойманного голавля. Хорош! Фунта два будет.
— Ну кто кому класс показал? — подмигнул нам Михалыч.
— Тут и моя доля есть, — возмутился я, — на мою удочку попался!
— Неважно, на чью, а важно, кто его вытащил! — не сдавался Михалыч.
— Ладно, ладно, — примиряюще сказал Миша. — Ловля еще не кончена.
Ho
Солнце уже совсем склонилось к горизонту, стало прохладно. Снова, как и в прошлый раз, в лугах закричали коростели, по заводям заквакали лягушки, и, как бы солируя в этом весеннем концерте, защелкал, засвистал соловей.
Изредка то там, то тут в реке слышались громкие всплески. Это речные хищники — шересперы — охотились за мелочью. Особенно сильно плескались они в мельничном омуте у песчаной отмели.
— Вот бы кого поймать!.. — сказал я, когда один из шересиеров всплеснул невдалеке от нас.
— Да как его поймаешь-то? — ответил Миша. — Ишь хитрый какой: все посреди речки бьет, к берегу и не подходит.
Михалыч ничего не говорил. Он посидел еще с полчасика, покурил, потом неторопливо встал.
— Ну, на сегодня эту ловлю я приканчиваю, берусь за другую.
— За какую другую? — спросил я.
— Пойду на брод, половлю пескарей.
— На что они вам? — удивился Миша. — Голавль ночью лучше всего на рака берет.
— Может, и понадобится, — уклончиво ответил Михалыч. Он взял ведерко для рыбы, червей, легкую удочку и удалился на брод.
— Чудит старичок, — подмигнул ему вслед Миша.
Мы посидели еще с часок. Уже начало смеркаться.
— Куда-то наш дед пропал, — забеспокоился Миша, — в речку бы еще не свалился.
Но в это время зашелестели раздвигаемые кусты лозняка, и из них вылез Михалыч целый и невредимый.
— Ну, пескариков я наловил, — объявил он, — а теперь, ребятки, идемте к мельнице, к омуту.
— Зачем? — изумились мы.
— Поможете мне переметик на пескарей поставить. Ужотко на ранней зорьке шереспера и поймаем.
— Перемет? Откуда он? — удивились мы.
— Как — откуда? Из дома прихватил. — Михалыч торжествующе взглянул на нас. — Опытный рыбак всегда учтет, какая снасть где пригодиться может, учтет и прихватит с собой, — назидательно закончил он.
Мы с Мишей не без зависти глядели, как Михалыч не торопясь вынимал из своего рыболовного мешка аккуратно намотанный на дощечку перемет.
Как же мы-то не догадались смастерить такой же? Снасть самая простая: длинный прочный шпагат
Действительно, на этот раз Михалыч оказался куда предусмотрительнее нас. Нечего делать: пришлось признать свою недогадливость. Хорошо хоть, Михалыч догадался. На утренней зорьке обязательно шереспера поймаем, а может, и не одного.
Придя к омуту, к тому месту, где у песчаной отмели шересперы особенно «зверствовали», мы надели на крючки пескарей, затем перетянули шпагат через всю отмель с одного берега на другой, так что наши пескари на крючках могли отлично разгуливать по мелководью. Концы шпагата мы крепко привязали к сучьям прибрежных кустов.
Снасть поставлена. Теперь, речные разбойники, милости просим, хватайте наших пескарей и попадайтесь на крючки! Очень довольные мы отправились к месту ночевки, к сенному сараю.
— Ну-с, после трудов праведных не худо и закусить, — объявил Михалыч, — да и соснуть часок-другой тоже не вредно.
Сухих поленьев около сарая валялась целая груда. Мы мигом развели костер, попили чаю, закусили.
В сарае нашлось немного прошлогоднего сена. Им мы набили наши спальные мешки, а Михалычу разложили его кровать. Но тут у нас произошло небольшое разногласие. Мы с Мишей хотели лечь спать под открытым небом. Михалыч же распорядился поставить свою кровать в сарай и нам тоже посоветовал тащить туда же наши мешки.
— Нечего Робинзонов разыгрывать, — сказал он. — Еще пойдет ночью дождь, вымокнете, потом возись с вами.
Мы решили не спорить и покорно втащили все наши постели в сарай.
— Ну вот и отлично! — одобрил Михалыч. — А теперь живо спать.
Он улегся на свою кровать. Не прошло и пяти минут, как весь сарай задрожал от богатырского храпа.
— Ого, вот это заворачивает! — одобрил Миша и тут же последовал примеру Михалыча.
Разница заключалась только в том, что Михалыч вел басовую партию, а Миша подтягивал ему слабеньким тенорком.
Чтобы не слушать своеобразный дуэт, я укрылся курточкой с головой, по и это не помогло. Наконец, промучившись больше часу, я заснул.
— Вставайте, Алексей Михайлович, вставайте, всю зорю прозеваем! — услышал я сквозь сон и тут же открыл глаза.
В сарай заглядывали первые лучи солнца. Неподалеку от меня стоял Миша и тряс за плечо Михалыча.
— Рано еще. Поспим немножко, — бормотал тот.
— Да куда же спать? Уже солнце встало.
— Немножко поспим, рано еще, совсем рано, — в полусне отвечал Михалыч.