У рыбацкого костра

Коллектив авторов

Но вот наконец печник вроде бы уехал совсем, и мы с Лешкой едем на озеро… Лодочка-челночок на берегу. Лодочка еле жива, кое-как заткнуты дырки. Сбей случайно ногой такую тряпочку- затычку - ив утлое суденышко фонтаном ворвется вода. Так плыть нельзя, и поэтому сначала мы подправляем старую посудину.'

И вот наш флот на воде! Здравствуй, Изерко! Прости, что и в этот раз обидели тебя люди.

Конечно, сети снова оставлены в воде. Правда, одну сетку вытащил на берег лось. Молодец, зверюга! Лось зачем-то подходил к озерку и даже спускался в воду. И тут и зацепил ногой снасть. Так сеть и оказалась почти вся на берегу.

А вот эта сетка в воде. Я поднимаю веслом край снасти и вижу в сети рыбу, давно погибшую, закутанную плесенью-гнилью.

«Вот подлец!» - вырывается у меня. Рыбы в сети много. Кто это? Окуни? Плотва-сорога? Установить уже трудно - все гниет. Тут же над берегом, куда я выкидываю эту сеть с погибшей рыбой, раздается крик сизой чайки. Следом за первой птицей появляются другие. Спасибо чайкам - сейчас они соберут загубленную рыбу, не оставят на берегу озера гнили-заразы…

Дальше мы сматываем крючки, оставленные печником. На крючках, кое-где еще держатся живцы-плотвицы, тоже давно уснувшие, покрытые белой гнилью-плесенью. А эта леска тянется и тянется из глубины. Вслед за леской появляется мертвая щука. Вряд ли она погибла оттого, что попалась на крючок, - так и есть: ее резала, мяла щука побольше. Раны по бокам рыбины широкие, глубокие. И этот труп мы извлекаем из воды, чтобы не портить озеро… «Ну, печник! Ну, погоди!
– произносим мы зло и решительно.
– Мы все равно что-нибудь придумаем, чтобы научить тебя уму-разуму!…» А пока все! Мы еще раз извиняемся перед нашим Изерком за непорядочных людей…

Ловить рыбу сейчас не хочется, не хочется мне, не хочется и Лешке, моему младшему сыну, впервые выехавшему на воду со спиннингом. Мы просто сидим в лодчонке и молчим вместе с тайгой. Я время от времени отливаю из лодки скопившуюся воду, а Лешка что-то рассматривает за бортом. Чайки завершают свою санитарную работу и медленно улетают. Трогаемся и мы.

–  Ну как, Лешка, будем ловить рыбу?

–  Если только совсем немного…

Работать с безынерционной снастью сын умеет. Заброс вдоль берега - недалекий, но точный. Проводка. Еще заброс. У Лешки небольшая вращающаяся блесенка, наша самоделка из латунной полоски. Точно таких же блесен у других рыболовов я еще не встречал, а потому мои сыновья-рыболовы и позволили себе выбрать для этой блесны имя. Почему-то им понравилось «Анюта». «Анюта» и «Анюта». Она хорошо идет за леской, достаточно быстро вращается в стоячей воде, крючок у нее под красной шерстинкой. И конечно, такую блесну у Лешки хватает окунь. Пока не окунище, но и не просто окунек, а окунь, увесистый, плотный. Лешка все делает сам. Я только подвожу подсачек. Окунь в лодке. Лешка празднует первую удачу! Радость успокаивается.

–  Ну что - продолжим?

–  А-га.

Я осторожно подвожу лодку к темному заливчику, где всегда водятся щурята. И совсем скоро такая щука-щуренок, весом чуть больше полкилограмма, оказывается у нас в лодке. Еще одна удача сына.

–  Все, Лешка! Ты теперь спиннингист! По этому случаю тебе награда!

–  Какая?
– У мальчишки горят глаза.

–  Увидишь. Она дома.

Домой мы, конечно, торопимся - за наградой. А награда для сына у меня припасена давно - вращающаяся блесенка финского производства. Эта блесенка досталась мне вместе с несколькими отличными французскими мепсами, и рядом с вращающимися лепестками, придуманными во Франции, показалась сначала золуш- кой-замарашкой. Так и лежала она у меня без дела, сразу определенная в награду Лешке, когда тот освоит спиннинг.

Конечно, о том, что эта финская блесенка не произвела на меня особого впечатления, я молчу. Мне стыдно признаться в этом, но на какой грех не пойдешь ради хорошей снасти…

На следующий день с утра мы снова поем нашу песенку про Изерко, мы снова на Изерке. На этот раз у Лешки на спиннинге финская блесна - награда начинающему спиннйнгисту. Я хочу доставить мальчишке удовольствие и отдаю рыбную ловлю ему. Лодчонка у нас мала, и ловить можно кому-то одному. Лешка стоит в лодчонке, а я осторожно веду ее мимо самых щучьих мест. Финская блесенка работает отлично, задиристо.

Вот она легко улетает вперед, негромко ложится на воду, тонет. Лешка считает: «Раз, два, три, четыре», - а затем начинает подматывать… И вдруг крик- испуг:

–  Папа!!!

Теперь я вижу дугу пластикового удилища, простенького, короткого, черного, с красными обмотками и шершавой ручкой - такое удилище есть повсюду среди прочих ходовых рыболовных товаров. Надрывно трещит тормоз катушки! Рыбина на дне.

–  Лешка! Лешка! Только не опускай удилище! Держи так! Пусть устанет! И се время вращай ручку!

Снова визг катушки, затем тишина - это рыба идет к лодке. И снова голос катушки.

Подсачек в воде. Я готов завершить Лешкину охоту. Но до подсачека дело пока не доходит - щука вдруг показывается нам метрах в двадцати от лодки. Как малая щучка-травянка, она раскрыла над водой пасть и тряхнула головой. Нет, - не выбила, не выбросила блесну… И вот щука в лодке.

Лешку посетило безумие. Наверное, с таким же безумием-ра- достью отмечали наши пещерные предки свои охотничьи победы, если у них уже был сформирован эмоциональный аппарат, сравнимый с Лешкиным.

–  О-ой-ой-ой-ой, папочка! Вот это блесенка! Вот это да! Ура! Ура!
– все это мой сын, наученный не нарушать тишины природы, произносит почти про себя, но так ярко, что, казалось, само Изерко заискрилось, заплескалось веселыми искрами вместе с нами.

Дома мы взвешиваем щуку. Пружинного безмена-динамометра на этот раз нам, правда, хватило - щука потянула на четыре килограмма. Она была на десять килограммов легче той, что мы добыли три года назад с Сережей. Но тогда главным добытчиком- охотником был я, а в этот раз удача принадлежала целиком мальчишке.

На Изерке мы были еще не раз. И не раз маленькая финская блесенка на спиннинге сына, бывшая золушка-замарашка, срамила мои французские мепсы-лепестки. И не раз, возвращаясь с Изерка домой, мы говорили озеру спасибо и повторяли наш стишок-припевку:

Изерко, Изерко, засветись, как искорка.

Принимай по-царски нас, ну хотя бы изредка.

И уже под самую осень на Изерке нам досталась совсем необычная добыча. Я выловил на спиннинг щучку, сытую, плотную, с полупереваренной плотвицей в желудке. Из пасти щуки торчал кусок медной проволоки, согнутой на конце колечком. Такие «страшенные» медные проводки крутил для своих крючков-самоловов наш печник. Так и есть - в желудке у щуки оказался и крючок печника. Рыба, видимо, оторвала поводок от лески и ушла вместе с крючком и поводком.

Было это, скорей всего, в конце мая - в самом начале июня. А теперь конец августа. Щучка была жива и, видимо, вполне здорова, если питалась, кидалась к блесне и не выглядела в чем-то ущербной. Что было бы дальше с этой рыбиной, не знаю… Возможно, сталь крючка была бы разъедена в щучьем желудке, а медный проводок, видимо не поддающийся щучьему желудку, тогда просто бы выпал из пасти. Такие «переваренные» крючки в щучьих желудках я встречал. Встречал в щучьих желудках и медные, латунные, а однажды даже серебряную блесны - такие блесны щучьему жедудку, судя по всему, не поддавались. Я оставлял их у себя как трофеи, а на серебряную зимнюю блесенку, доставшуюся мне таким необычным путем, и сейчас успешно ловит рыбу мой старший сын.

Пялозеро

Дороги к нашим лесным озерам я определенно делю на веселые и невеселые. Веселые дороги проложены по высоким, сухим, светлым местам, а оттого всегда кажутся легкими и идти по ним одно удовольствие. Невеселые же дороги обычно темные, тянутся они по местам низким и сырым и остаются в твоей памяти лишь бесконечными зарослями крапивы да черным вязким кочкарником, гда смотри и смотри, чтобы не зачерпнуть вдруг резиновым сапогом болотной грязи. Такие невеселые дороги всегда кажутся бесконечными, а потому обычно и не вызывают большого желания отправиться по ним снова.