У Ветра твои глаза
Шрифт:
Перед тем как сесть в лодки, которые доставили купца, его помощников и пассажира к ладье, Рей, так и не сняв глубокий капюшон с головы, о чем-то тихо поговорил с клирийцем, отведя того в сторону. Разговаривая, мужчины несколько раз косились в ее сторону. В конце концов ударили по рукам. Купец что-то крикнул на своем языке, и его помощники принялись быстро переносить ящики с небольшими деревянными бочонками, маленькими флягами и глиняными кувшинчиками со снадобьями, запечатанными воском, в лодки. Мира растерянно наблюдала за этим, когда
— Здесь пять гривен, — сказал он, вкладывая кошель ей в руки. — Я договорился, он забирает все, что ты приготовила.
— Спасибо, — она опустила глаза.
— Мира… — он протянул руку к ее лицу.
— Не здесь, Рей… Не нужно…
Они уже попрощались там, на берегу горячего озера. Мира не хотела, чтобы он касался ее при всех. Она желала сохранить в памяти тот момент истинной близости, не портя его жалкими крохами. Она больше никогда не коснется его обнаженного тела, не прижмется к его груди. Это просто нужно принять и пережить, даже если при этом придется потерять важную часть себя.
Лодки начинали отчаливать. Купец окликнул Рея по имени, видно, уже успели познакомиться. Моноец не оборачиваясь ответил что-то на клирийском. Неужели и этот язык знает?
Рейчар нежно взял ее за самые кончики пальцев, поднес к губам и поцеловал. А потом быстрым шагом пошел к лодке, подтолкнул ее и запрыгнул сам, развернувшись лицом к берегу. Чтобы видеть ее лицо, пока это возможно. Мира позволила себе уйти только в тот момент, когда увидела, как вдалеке они пересаживаются на большою ладью. Теперь уже точно все.
Она поехала в деревню, нужно как можно скорее отдать Войко лошадь с телегой. Пять гривен — это хорошая выручка, она на такую даже не рассчитывала. И уж тем более не думала, что все заберут одной партией. Четверть гривны придется отдать старосте, остальное сохранит. Еще несколько таких вылазок, и можно обзавестись своим конем.
Дорога была недолгой. Солнце только начинало золотить верхушки деревьев, когда Мира направила лошадь по знакомой дорожке из леса к селению. Она почти бесшумно медленно подъехала к самой хате старосты. У забора стояла Богдана, одной рукой держа мяукающего розовощекого младенца, а другой посыпая курам зерно. Птицы с кудахтаньем бросались на угощение. Несмотря на свое состояние, Мира попыталась выдавить улыбку.
— Здравствуй, Богдана.
— И тебе не хворать, — селянка даже не потрудилась сделать вид, что рада видеть соседку. Как чувствовала, что муж до сих пор не забыл юношескую привязанность. — Ворота сама откроешь?
Мира кивнула и, прошмыгнув в калитку, завозилась с добротным засовом. В этот момент из хаты вышел Войко с еще одним ребенком. Тот разрывался от плача. Он поискал глазами жену и постарался перекричать сына:
— Голодный, поди!
Мира видела, как Богдана устало вздохнула и поплелась к дому. Взяла второго на руки и скрылась внутри. Только теперь Войко заметил телегу.
— Вернулась! —
Подбежал и помог отворить тяжелые створы. Завел лошадь во двор и принялся ее распрягать.
— Ну как там? Какие новости? Кто приезжал? — забрасывал он ее вопросами.
Мира молча зашла вслед за ним в конюшню, где стояла еще одна кобыла. На полу, устеленном соломой, валялось несколько толстых деревянных кругляков, видно, мужчина приготовил их для того, чтобы разрубить на дрова. Мира села на один из них и привалилась к стене.
— Мир, случилось что? — как-то растерянно спросил староста.
Она покачала головой.
— Просто очень устала. Не спала ночью, боялась, что товар украдут, — без зазрения совести соврала женщина.
— Давай до дома довезу, — предложил он, снова потянувшись за только что снятым снаряжением.
— Ну что ты! Не стоит беспокоиться! — слишком поспешно заверила его Мира.
Войко завел животное в стойло и опустился на соседний сруб.
— Послушай, Мира, я хотел извиниться за тот раз… — он пожевал нижнюю губу. — Тебе не нужно меня бояться. Ты же знаешь — никогда не обижу.
Она смогла выдавить слабую улыбку.
— Знаю. Но Богдана, как я посмотрю, вовсе не рада такой помощи.
Он покачал головой и тихо выругался себе под нос.
— Богдана, Богдана, Богдана! Как же она меня…
Мира перебила его, положив свою ладонь поверх его.
— Ей сейчас очень тяжело, Войко, не надо так.
— А мне, думаешь, легко?! Дети по ночам не спят и нам не дают, на мне теперь все хозяйство, а сейчас нужно начинать работу в поле, в огороде, да еще обязанности старосты никто не отменял. А она только знает, что пилит и пилит по любому поводу, сил моих больше нет! — он оперся локтями о колени и низко опустил голову, глядя в пол, при том макушкой чуть касался плеча Миры.
А она слушала и с удивлением понимала, что, погружаясь в проблемы этого человека, не так остро ощущает пустоту внутри.
— Сейчас вам обоим трудно, — она потянулась к его коротким волосам и легонько погладила. — Зато как будет хорошо, когда тройня подрастет! Это сколько сразу помощников тебе в поле и на хозяйстве.
Он ничего не ответил, но, подвинувшись чуть ближе, сильнее уперся ей в плечо, почти положив на него голову.
— Мир, спасибо тебе, — после долгого молчания наконец нарушил тишину мужчина.
— За что? — не сообразила собеседница.
— Мне кажется, только ты меня понимаешь, только с тобой можно поговорить по душам.
Она тяжело вздохнула. А в следующий момент сама не поняла, как его лицо очутилось рядом с ее. Знахарка еще никак не успела отреагировать, как он поцеловал ее. Аккуратно, ненастойчиво и даже довольно робко. Мира замерла, прислушиваясь к внутренним ощущениям и ясно осознала, что ничего не чувствует. Пустота. У него чужой запах, совсем не такие мягкие губы и, самое главное, он не Рей.