У Южного полюса
Шрифт:
мрачно восклицал Савио. И в течение всей ночи каждые 10—
15 минут спрашивал он у Фоугнера, который час.
Как только рассвет возвестил наступление следующего
короткого дня, оба путника с помощью пешни добрались опять до
того места, где накануне вечером прервали свое восхождение,
и снова приступили к тяжелому труду, вырубая в ледяной стене
одну ступеньку за другой. Медленно, с напряжением всех сил
приближались они к вершине. Каждый
очередной валун, их охватывал страх, что дальнейший подъем
по спасительной стене окажется невозможным. В этом случае
надежды на спасение уже не было бы, их могла ожидать только
мучительная смерть.
Все же Фоугнеру и Савио удалось достичь вершины утеса,
откуда открылась широкая перспектива к югу. В эту минуту
я их и увидал в бинокль.
После пятнадцатичасового непробудного сна в палатке наши
товарищи собрались немного с силами и рассказали, что там,
где они выбрались на землю, в скалистой стене есть удобное
место, где, по их мнению, можно было, применяя пешни
и веревки, вскарабкаться наверх.
На нашем ледяном плато мы оставаться больше не могли.
После короткого совещания было решено пробираться опять по
ледяному откосу, на котором встретились с Фоугнером и Савио.
Мы связали друг друга одной веревкой. Впереди пошел
лапландец Савио, который уже показал себя опытным альпинистом,
за ним Фоугнер, затем Берначчи и, наконец, я.
В результате огромных усилий мы достигли места, где была
палатка Савио и Фоугнера. Чтобы добраться до нее, нам
пришлось, высекая ступени во льду, подняться почти на 200 футов,
а затем вновь спуститься к морской бухте.
Собаки пытались следовать за нами. Бедные животные,
верные друзья! Они не могли удержаться на зеркальной глади
откоса, отчаянно пытались твердо стать на лапы, но срывались
и скатывались с возрастающей скоростью в море. Их попытки
спастись вплавь оказывались безуспешными из-за низкой
температуры воды. Одна за другой исчезали они в топкой и вязкой
каше изо льда и снега.
На месте лагерной стоянки Фоугнера и Савио мы приготовили
на скорую руку еду из остатков тюленя, чье мясо спасло наших
товарищей от голодной смерти, и затем обследовали расщелину
в скале. Там находилось нечто вроде ледяной колонны. Под
лучами полуночного солнца темная поверхность утесов
разогревалась так сильно, что колонна таяла и с течением времени по-
степенно заполнила расщелину сплошной массой льда,
образовавшей почти вертикально поднимавшуюся ледяную дорожку.
Если
крутой дороге, то мы смогли бы попасть на плато.
С помощью пешни начали прокладывать дорогу, вырубая
лестницу во льду. Связанные веревкой, мы медленно и
осторожно, шаг за шагом, поднимались кверху, стараясь попасть на
выступающий над нами на фоне ледяной скалы черный утес, где
надеялись сделать передышку.
Туда мы добрались только к полудню, хотя начали
восхождение как только рассвело. Как и рассчитывали, на утесе мы смогли
расположиться на отдых. Подъем потребовал большого
напряжения. Он был по временам так крут, что голова идущего сзади
касалась ног карабкающегося впереди. Если б один из нас
сорвался, то все мы слетели бы в пропасть, разделив участь
бедных собак.
Итак, временно мы оказались в безопасности. Дальнейшее
движение, однако, представлялось невозможным. С обеих
сторон поднимались под углом в 60 градусов скалы, обрывавшиеся
прямо в море. Эти крутые склоны представляли собой гладкие
утесы, покрытые тонким слоем льда. Выбить здесь ступени было
невозможно: путь вверх преграждала нависшая над нами скала.
Между тем к западу от нас находился другой выступ скалы,
очень похожий на тот, что висел над головой. До него было около
35 футов и располагался он несколько ниже. Однако добраться
до него по крутому ледяному склону казалось совершенно
невозможным.
Лапландец Савио с одного взгляда оценил обстановку. В том
месте, где мы стояли, зацепиться было не за что; если бы сорвался
один из нас, то остальные, связанные общей веревкой,
неизбежно полетели бы вслед за ним в пропасть. Савио все это быстро
сообразил. Не успел я и подумать, насколько его план реален,
как он сбросил с себя веревку и смелым прыжком достиг
противоположной стороны, перескочив через крутой обрыв.
Только благодаря его необычайной ловкости, все кончилось
так хорошо. Ощутив под ногами твердую почву, он упал ничком
на землю и закрыл лицо руками. Я так никогда и не узнал, о чем
он думал в ту минуту.
Вскоре после этого мы бросили ему конец веревки. Он
прикрепил ее к небольшому обломку скалы. Сначала к Савио
присоединился Фоугнер, затем Берначчи. Я имел возможность
полностью оценить опасность, с которой связан прыжок Савио,
прыгнув таким же образом. Но поскольку я был обвязан веревкой,