У зла нет власти
Шрифт:
Не веря себе, я водила рукой, бормоча: «Оживи! Оживи!» Птица не отзывалась; я гладила когда-то блестящие перья и рыдала в голос. Навершие посоха ничем не могло помочь – крылья птицы однажды конвульсивно дернулись и обмякли.
– Макс! – Я ничего не видела от слез. – Макс, Макс!
– Чего тебе?
Вскрикнув, я отшатнулась.
Максимилиан сидел на подоконнике верхом, свесив одну ногу в комнату, а другую – наружу. На лице у него было написано крайнее удовольствие.
– Как?! – прошептала я.
Он ухмыльнулся
– Вот музыка – твои рыдания, слушал бы и слушал… Но у нас враг на пороге, принц-деспот вот-вот очухается, и Гарольд не в лучшем виде. Так что придется мне довольствоваться тем, что сохранит навсегда моя память: «Макс! Нет! Макс!»
Я посмотрела на дохлую птицу. Вокруг нее суетились муравьи.
– Какая ты сволочь!
– Я? Который спас жизнь тебе и заодно Гарольду? Который, может быть, весь твой мир спас от визита принца-деспота?
Я не могла на него, мерзавца, смотреть.
Разумеется, он подобрал дохлую ворону под стенами замка и наполнил ее своей волей, превратив в зомби. Мне, перед лицом принца-деспота и с арбалетчиками за спиной, было недосуг играть в игру «найди десять различий». За горой кирпичей на месте двери перекрикивались голоса; Максимилиан спрыгнул с подоконника, подбежал к принцу-деспоту и скрючил над ним пальцы, снова заводя свою магию. Гибкие ремешки обвили принца, как веревка – колбасу.
Я склонилась над Гарольдом. Рана в его плече оказалась глубокой, меч повредил ключицу; не позволив себе испугаться, я занялась обезболиванием, чисткой, соединением тканей. Посох нагрелся у меня в ладонях. За баррикадой, образовавшейся на месте двери, шло крикливое вражеское совещание.
– Интересно, когда они найдут потайную дверь? – спросил Максимилиан с задумчивым видом. Он совершенно, казалось, позабыл свое поражение у кургана и вел себя так, будто ничего особенного в лесу не случилось.
Гарольд открыл глаза.
Сейчас он выглядел даже старше, чем был на самом деле. В бороде у него ясно видны были седые волоски. Глаза смотрели угрюмо.
– Спасибо, Лена… Ты все-таки стакнулась с некромантом?
– Он спас нас обоих. – Меня неприятно поразил этот упрек.
– Уходи к себе, – сказал Гарольд. – Никакой надежды больше нет. Принц-деспот привел своих людей не на помощь, а на предательство…
– Ты же знал его! – вырвалось у меня. – Как ты мог ему поверить хоть на секунду?!
– У меня не было выбора. – Гарольд смотрел отрешенно. – Теперь все кончено. Предательство, удар в спину… Многие погибли… Это безнадежно, но мы все равно будем сражаться…
Мне показалось, что он бредит. Ничего удивительного – без магической помощи он десять раз уже мог умереть.
– Оживи! – Я протянула руку над его седеющей макушкой.
Он еле заметно вздрогнул. Его глаза открылись шире: он смотрел на меня, будто впервые видел.
– Ты стала хорошим магом… Помнишь, как
Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Гарольд прощается. На его белое лицо постепенно возвращался цвет, тени под глазами разглаживались, он казался здоровее с каждой секундой, но глаза оставались больными. Он уже улыбался, уже сел прямее, уже готов был встать – но он был обречен, знал это, и обреченность окутывала его, как шлейф.
– Сколько твоих людей осталось в замке? – резко спросил Максимилиан. – Что нам делать: пробиваться к своим или драпать, пока не поздно?
– Лена, попроси его уйти. – Гарольд с трудом поднялся. – Пока еще я командую этой крепостью и не потерплю здесь некроманта.
Тонкие губы Максимилиана сжались в шнурочек. Носком сапога он поддел половинку разрубленного посоха на полу:
– Где твое оружие, маг? Это?
Не слушая его, Гарольд выглянул в окно. Огляделся; тяжелым шагом пересек комнату, открыл шкаф; я увидела знакомый беспорядок из книг, склянок, засушенных ящериц, светильников и пергаментов в свитках, свечных огарков, еще какого-то мелкого мусора; в углу шкафа стоял, как всегда, большой скелет, приложив к зубам костяной палец в знаке молчания.
– Ого, – Максимилиан оживился. – А еще некромантом ругается…
Гарольд не глядел на него. Из глубины шкафа он вытащил сверток, стряхнул пыльную ткань, обнажая меч в ножнах. Скелет предупредительно закрыл двери изнутри.
Гарольд сбросил ножны на пол. Меч, если его упереть острием в землю, рукояткой доставал мне до подбородка.
– Вот мое оружие, – сумрачно сказал Гарольд. – Я не сдамся без боя. Лена, отбрось в сторону эти камушки, – он кивнул на заваленную дверь.
– Гарольд! – рявкнула я. – Послушай!
Он обернулся ко мне – удивленный на этот раз моим тоном.
– Мы не должны умирать! Мы должны выжить, спасти этот замок и этот город, мы должны все это отстоять, я знаю как! Мы найдем и вернем Оберона, ты вспомнишь его, и все Королевство вспомнит его, тогда нам потребуются люди, чтобы сражаться с Саранчой! Когда придет Оберон…
– Лена, – сурово прервал меня Гарольд. – Не будь малодушной. Ты выдумала себе какого-то Оберона… чтобы во что-нибудь верить. Его нет и не было никогда. Надо иметь мужество, чтобы посмотреть в глаза этой правде.
Он шагнул в узкую дверь потайного хода и исчез с глаз. Несколько секунд у меня уши были будто ватой заложены, и в этой глухой тишине повторялись и повторялись его слова: «Оберона нет и не было никогда». А ведь он прав…
Я помотала головой. Слова Гарольда сделали меня слабой. Не удар врага – а простые слова друга, который к тому же убежден, что говорит чистую правду…
Максимилиан тем временем дергал дверцу шкафа, в то время как скелет тянул ее же на себя. Молчаливая борьба шла с переменным успехом.